"Пой мне еще, что я могу изменить, направляемый собственной тенью..."
Глава 17.Глава 17.
Wake me up
Wake me up inside
I can’t wake up
Wake me up inside
Save me
Call my name and save me from the dark
Восходящее солнце проникало сквозь жалюзи в номер, кидая причудливые, искривленные полосы света на пол и мебель. На огромной кровати нелепого розового оттенка, укрытый таким же одеялом, лежал молодой темноволосый человек с ужасно бледным лицом. На коленях у кровати, уткнувшись лицом в одеяло в районе его руки, расположился второй – блондин в серой майке с разводами пота на спине и черных скинни. Солнечные лучи еще не коснулись их, и оба спали – один мерно, едва дыша, другой – скрючившись в неудобной позе, прерывисто вздыхая и всхлипывая. В номере царил полный ад – валялись какие-то вещи, были разбиты статуэтки и нечто, очевидно ранее бывшее очаровательным винтажным столиком для газет. Странным постояльцам, кажется, выпала нелегкая ночка...
***
- Ты не умрешь! Слышишь, ты, уродец несчастный, ты не посмеешь умереть вот так! Это не то место – ты же терпеть не можешь обыденности! Вставай!... А ну вставай, открой глаза, Мэттью, умоляю тебя, пожалуйста, ну!
Доминик ползал по полу вокруг лежащего бледного тела вампира, проверяя ему пульс, периодически прижимаясь ухом к его груди, словно пытаясь взять в себя всю его боль. Бессмертный лежал без сознания; из раны на плече кровь уже не текла, но противник, очевидно, укусил его за шею, сбоку, и это место распухло и посинело. Дом проверил пульс – сосчитать удары было невозможно, сердце билось сумасшедше; но при всем при этом он был холоднее льда. Абсурдная ситуация – впрочем, разве может быть с бессмертными иначе? У них все по-другому.
- Что же делать, что делать, господи... Больница? Нет. Друзей у него нет тоже. Боже, помоги, не дай ему умереть, Иисусе, только не забирай его, слышишь? – Доминик впервые в жизни молился так отчаянно, с абсолютной уверенностью, что это может помочь. – Только не забирай его вот так, ты не можешь сделать этого! Я не смогу жить без него! Это же... Боже, это невозможно! Умоляю...
Он снова смочил полотенца и наложил одно на место укуса, второе – на лоб Беллами. Помогало это мало – да и Дом не был уверен, что тут именно нужен холод, но если укус вампира был ядовит, другого варианта не оставалось.
Ванна! Точно, при отравлениях такого рода нужна холодная ванна! И если придет в себя – не давать уснуть и стараться двигаться. Ок, ванна, где в этом чертовом номере ванна...
Он вбежал в водяное святилище – огромная ванна, мраморный пол, красивая отделка... О, гидромассажная – самое то, что надо! Ледяная вода заполняла белую посудину, а Доминик уже побежал обратно. Поднять взрослого мужика с пола – задача нелегкая; казалось, Мэтт стал весить целую тонну, но выхода не было, и, кряхтя и тяжело дыша, Дом затащил его в ванну, и только тут вспомнил, что надо бы снять одежду. Кое-как облокотил о стену и принялся раздирать молнии и кнопки, пуговицы, просто срывать ткань рукавов – расстегивать все было некогда и неудобно. Рекорд раздевания, – Дом нервно засмеялся, подумав, что не раздевал еще ни одну женщину с такой скоростью, и вот уже на руках повисло бесчувственное тело. В ванну – включить гидромассаж – опускать и поднимать. Черт, дикая работенка... Дыши же, дыши же, ну, ну!..
- Холодно... Холо...
- Мэттью! Ты слышишь меня, Мэтт? Мы выберемся, обещаю, я помогу тебе! Не закрывай глаза, не спи – дыши, давай, давай!
- Он... укусил... ядовитое...
- Я знаю, знаю! Давай, не закрывай глаза, смотри на меня! Приходи в себя, нам еще ехать в Лондон, слышишь ты меня, чертов идиот? Не смей умирать, ты мне нужен! Как я буду жить без тебя? Я вообще один на этом свете, один, понимаешь ты, дубина этакая?
Мэтт дрожал как осиновый лист, уставившись в стену полуоткрытыми глазами, явно ничего не соображая.
- Ок, так и застыть недолго. Пошли. Ну, давай, помоги мне – опирайся на меня, вставай! Черт, где тут халат, тут должен быть халат, или полотенца...
Халат оказался на крючке, полотенца мирно расположились на держателе – две минуты, и Мэтт был облачен в нечто бесформенное белого цвета, укутан поверх халата цветастыми полотенцами. Дом закинул его руку себе на плечо и повел в гостиную.
- Слушай меня! Мэтт! Не спать! Только не спать, тебе нельзя спать. Будем ходить. У нас целая ночь – будем ходить. Пока ты не оклемаешься.
И молча подбодрив себя, он начал первый круг по комнате – первый в эту ночь. Продолжение обещало быть изнурительным...
***
- Он... укусил меня... это ядовито... нам...
Дом усилием воли заставил себя повернуть голову чуть ближе к нему. Два часа. Уже два часа, как они нарезали круги по этой комнате, и эти два часа вымотали совершенно – хотелось упасть и просто не открывать глаз. Сдохнуть.
- Прости... Прости... я... подвел тебя... но я не мог... не мог отпустить... не могу без... тебя...
- Не говори. Не трать силы. Я сказал – все будет хорошо. И все будет. Не переживай.
- Пить... Я чертовски... хочу пить...
- Ок. Пошли на кровать.
Доминик подтащил его к двери в спальню, ударил по ней ногой – дверь отлетела, со стуком врезавшись в стену. Мэтт совершенно обвис на его плече – хотя Дом чувствовал, что его тело потеплело, пульс снизился, и вообще, все изменилось. Выживет. Это было ясно однозначно. Но на радость даже сил не было, и кое-как свалив Мэттью на кровать, он пополз обратно в гостиную. Воды. Нужно спуститься вниз, в бар, и раздобыть воды.
Когда он вернулся в комнату, Мэтт спал. Это был сон – нормальный, здоровый сон. Но все же напоить его стоит – Дом похлопал его по щекам, глаза открылись – болезненно-серые, с огромными синяками до самых скул. Он осторожно приподнял его голову и приложил бутылку к потрескавшимся губам – Беллами принялся пить жадными глотками. Потом голова откинулась назад, и он снова погрузился в сон. Доминик закрыл бутылку и поставил рядом, на пол. Опустился на коленях, и неожиданно сам для себя, схватил бледную, тонкую руку, лежащую поверх одеяла, прижал к губам – и почувствовал, как по щекам текут слезы. Усталость брала свое – усталость, облегчение, остатки жуткого страха. Ужасный коктейль. Глаза закрывались, нужно бы подняться и лечь, но...
Глава 18.Глава 18.
Don't touch me please
I cannot stand the way you tease
I love you though you hurt me so...
Now I'm going to pack my things and go
Tainted love, tainted love
Touch me baby, tainted love
- Дом? Доминик?
Тихий голос разрезал утреннюю тишину двумя словами. Скрюченная в подобии коленнопреклоненной позы фигура у кровати потянулась и мгновенно растянулась на полу, вскочила, распрямилась и превратилась в всклокоченного блондина, весь вид которого недвусмысленно говорил о весьма бурной прошедшей ночи.
- Что? Мэтт? Как ты? Хэй, ты жив! Я уснул, черт...
Доминик зажмурился, потер глаза руками. Спать еще чертовски хотелось - после таких подвигов, как многочасовое таскание неподъемного бесчувственного Беллами определенно требуется длительный отдых.
- Жив, что со мной будет. Я же бессмертен.
- Угу, я видел, какие вы бессмертные вчера.
- Ну.... у всех есть свои слабые стороны. А ты оказался чудесным врачом.
- Просто я когда-то читал...
- Знаю, знаю, стащил какую-то книжку из моей стопки. Я рад, что там было написано, как лечить укусы ядовитых созданий. Помог себе заранее. Я гений.
- Тьфу, неблагодарная скотина. Помог. Угу. Видел я твое "помог" ночью. Ты вообще способен ходить, герой?
- Если ты принесешь мне мою еду из машины, то я приду в себя за полчаса. Благо, мне для этого мало надо.
- Черт, а куда я вчера дел куртку... Ну и ночка выдалась...
Доминик заметался по номеру, ища свою кожанку, успешно обнаруженную в ванной. Кое-как умылся, пригладил волосы – и засмеялся над своим отражением в зеркале. Давненько он не выглядел хронически неухоженным: помятое донельзя лицо, рыжая щетина, почти что борода, одежда не первой свежести.
- Доминик!
Он уже выходил из номера, но вернулся на голос к порогу спальни.
- Знаешь... спасибо. Я... Я тебе обязан.
- Мы в расчете. Ты же знаешь.
- Я подумал...
- Тебе надо поесть. Я скоро вернусь.
- Да, конечно...
***
Через полчаса Мэтт и в самом деле был вполне готов к делу. Он встал с кровати, дошел самостоятельно до ванны, и вышел обратно посвежевшим. Доминик дремал в кресле. Мэтт с грустной улыбкой посмотрел в его сторону – прерывать этот очаровательный сон не хотелось, но времени было в обрез.
- Дом. Дооом. Доминик, солнце, вставай.
Мэтт наклонился совсем близко к его лицу и подул на висок. Ховард встрепенулся, открыл глаза и уставился на него; в глубине зрачков плескалось сонное непонимание, но близость вызвала мгновенную реакцию – дыхание участилось, радужка начала темнеть... Мгновение – и момент разрушен. Мэтт тяжело опустился в соседнее кресло.
- Блин, я все еще не совсем восстановился. Нам нужно ехать. И так провели тут слишком много времени. Бог знает, сколько у нас еще осталось... Час, два, три...
- Кто вообще был...
- Вчера? Сложно сказать... Одного я узнал, кажется – он работал когда-то на наш клан. Другого – нет. Вольные убийцы, за деньги прирежут и родную мать.
- Как и все ваши.
- Вот не надо. У нас есть понятия чести. У этих убийц их нет. Только заработок. Они настоящие киллеры.
- Отлично. За нами охотятся бог знает кем нанятые киллеры. И что?
- Едем в Англию.
- Супер. Ты с ума сошел?
- Нет, отчего же. В мой замок мне нельзя. Там некому доверять больше. Заедем на одну из баз, запасемся оружием и припасами. И поедем в одно милое место.
- Я прям чувствую, насколько оно "милое".
- Мы там давно не были с тобой. Помнишь... когда-то мы туда собирались... я тогда болел, жутко хотелось на море... и вроде бы ты согласился... но приехала твоя девушка, и все понеслось, завертелось... Ах, да, ты не помнишь...
- Бля, а ничего, что это еще вообще бабка надвое сказала, что я – это тот, о ком ты думаешь, а? Может, ты вообще параноик?
- Неважно. Мы едем на мою родину. По крайней мере, это далеко. И там у меня есть мое личное, надежное укрытие. И я там не был вечность.
- Сколько?
- Двадцать лет...
- Сочувствую... Я...
- Да что ты понимаешь? Ты играешь со мной, как кошка с мышкой: то тревожишься и приближаешься, то отступаешь. Что тебе вообще чьи-то чувства? Как девчонка из католической школы – и хочется тебе, и колется.
- При чем тут я? Что ты вообще имеешь...
- Что я имею ввиду? Что? Тебе не кажется, что это слишком? Сегодня ты трахаешься со мной – завтра в одну постель робеешь лечь. Сегодня ты вытаскиваешь меня с того света – а на следующее утро начинаешь пытаться всеми силами отделиться подальше. Что ты вообще хочешь в своей жизни?
- А что хочешь ты? Втянул меня в какой-то бред, войнушку, борьбу кучи идиотов-выродков, а теперь еще кричишь и что-то там требуешь.
- Ога. А ты прям жил в раю и манной небесной питался. Спивался, жрал дрянь, трахался с кем попало, забивал свою совесть и гробил жизнь. Не жил – дни считал. Видимо, на твой взгляд, это и есть лучшее, да?
- При чем тут моя жизнь? Тебя, видимо, вообще волнует больше мое отношение к тебе? Переспал с кем-то раз в четверть века – теперь забыть сложно?
- С кем-то? Не делай из меня себя! Я никогда не трахаюсь ни с кем просто потому, что это бревно, в которое можно слить накопившийся груз и забыть через пять минут!
- Ах, да, я забыл – тебе же чууувства важны. Мы же такие нежные. Такие милые. Да-да. Не от мира сего прям. Может, тебе стоило найти себе вампиршу-монашку? Вы бы сошлись в жизненных взглядах.
- Да пошел ты...
- Пошел сам к черту! Я не собираюсь ехать с тобой хрен знает куда! Хватит с меня! У меня дом в Ницце, и будь я проклят, если я потащусь в эту сырую Англию, вдогонку твоим бредовым воспоминаниям! И вообще – с тобой!
- Я не могу отпустить тебя сейчас! Ты хоть понимаешь, во что мы вляпались??!
- Не мы – ты! Ты! Я тут вообще не при чем! Так что собирай свои вещи, пакуйся в свой автомобиль, и вали ко всем чертям. А я остаюсь во Франции. Я жить хочу, понимаешь??! Я не хочу бегать вечно! И твои проблемы мне глубоко параллельны!
- Истеричка!
- А сам ты какой? Ты параноик, сошедший полностью с ума, за которым по свету бегают придурки, пожирающие людей! Кто нормальный захочет иметь дело с таким уродом?
- Ты прав... прав...
- Мне нет дела до ваших драк! Нет дела до войны каких-то потусторонних сил. Я просто хочу своей жизни. Я сделал для тебя и так слишком много. И я отдал тебе долг. Все! Больше я не намерен за тобой идти. Можешь меня, конечно, потащить силой. Но, думаю, тебе это будет только проблема на задницу.
- Да... Я урод. Откуда не посмотри. Ты прав. Во всем – прав. Что ж, удачи. Прощай!
Мэтт вскочил и в два шага покинул номер. Дверь хлопнула с оглушительным звуком.
***
Доминик свернул на заправку, притормозил возле нужного шланга, пролетел лишние пару метров. Отчаянно выругался, сдал назад и пошел платить за бензин. Настроение было ни к черту. Хреновая машина, хреновый день, и не менее хреновые поступки. Спрашивается, зачем было устраивать сцену? У Беллами хотя бы была приличная машина. Весьма приличная. А он вообще с катушек съехал – свалил, обиделся. Экая сахарная принцесса! Слова ему не скажи!
Хотя... наверное, не стоило так уж на него наезжать. Но блин, мог бы понять – все эти смерти-воскресения, чертовы существа, все черное, это банально действует на нервы! Снесло крышу и все. Чего было так горячиться?
Черт, куда все провалились? Как-то пусто...
- Хэй, мальчик! Ты кого-то ищешь, кажется? А я тебя давно уже жду.
- Вы?
- Ну конечно. Я же говорила Мэтту: забери мальчика, уезжай. Ну зачем, зачем все это.
Дама в черном кожаном костюме отделилась от капота автомобиля и плавно приблизилась к Доминику. Абсолютно стерильная, абсолютно бесстрастное лицо. Он невольно попятился.
- Хэй, ну спокойно, спокойно, я не собираюсь тебя убивать. Совершенно. Не знаю, что про меня – и нас вообще – наговорил тебе Мэттью, но мы не такие уж и звери.
- Но что тебе надо?
- Поговорить. Я... люблю общество людей. Мой прошлый муж был человеком, я сама когда-то им была. Привыкла, знаешь ли. К тому же не буду скрывать – ты слишком много знаешь. Я не настолько недальновидна, как некоторые, чтоб не бояться этого. Ты будешь в безопасности со мной. И уверяю – тебе это понравится. Поехали.
Проскользнув в паре сантиметров от его лица губами, обожгла дыханием, обошла вокруг – сзади откуда не возьмись нарисовался серебристый спорткар. Делать было нечего. Мэтт что-то говорил про будущее, и Амалию в нем, и что-то... но что? Ай, неважно. Выбора все равно – нет...
***
- И как давно ты...
- Вампир? О да, я знаю – твой дружок не любит это слово. Предпочитает называть себя – нас – бессмертными. Оскорбительная привычка, хотя для полукровки... Разве ему понять? В мире много разных бессмертных существ, но мы – мы самые совершенные, самые сильные, мы – венец творения, венец всего сущего!
Амалия все больше распалялась, и все больше напоминала индейских фанатиков – распущенные волосы развеваются по ветру, глаза блестели, и даже для вампира она была чертовски странной. Страх. Липкое чувство окутывало Ховардо все сильнее и сильнее, он отчетливо ощущал, как покрываются холодным потом ладони.
- О да... Мутация, эта крошечная вещь, которую называют двигателем эволюции, дала нам все! Все! Лизис - разрушение. Гемолитическая анемия - слышал про такую вещь? Ох, вряд ли... Где тебе было слышать... Небольшое генетическое изменение, благодаря которому наш гемоглобин распадается, и мы становимся восприимчивы к ультрафиолету, у нас распадаются все ткани... Но в отличии от больных людей, для нас это все происходит мгновенно – мы теряем собственный гемоглобин, но приобретаем возможность питаться чужой кровью, восстанавливать свой запас красных телец. Плюсы? Сила. Скорость. Мы живем в ином измерении – здесь вся жизнь кипит, бурлит, несется, словно горный ручей по каменным перепадам. Минусы? Дневной свет, чесночная эссенция в сочетании с серебром – все слабости родом от отсутствия собственного гемоглобина и необыкновенной уязвимости для ультрафиолета и сульфоновой кислоты для тканей. Увы. Даже у вампиров есть уязвимые стороны... Но мы научились преодолевать эти эффекты. Твой друг. Я. Ты замечал, что Мэттью выходит на солнце?
- Он говорил, что это потому, что он глава клана...
- О да... Когда-то один из наших ученых сумел найти сыворотку, изменившую ДНК вампира – нет страха света, серебра, чеснока... Началась война – та война, которой уже бог знает сколько лет...
- Вы сумасшедшие!.. Не, я все понимаю конечно – но в вопросе выживания стоило бы... Это же сделало бы вас совершенно... Великими?
- Смешной мальчик... Сразу видно – в твоей биографии не было увлечения властью... Глупый маленький мальчик...
- Послушай...
- И не спорь. В сравнении со мной ты – всего лишь ребенок. А судя по твоим познаниям об этом мире – глупый ребенок. Совет собрался через три года ожесточенных боев и постановил разделить неуязвимость между главами кланов. Кровь забавная вещь – способность передастся дальше и дальше. Мы получили еще большую власть внутри клана. Власть. Великую власть. Ты и представить себе не можешь ее величины... Впрочем... Довольно. Ты весь дрожишь, а это как-то... не по-мужски. Расслабься, дружок. Скоро мы будем в моем доме – будешь желанным гостем. Самым желанным. Твой любимый порошок, выпивка, что угодно – мы знаем толк в жизни. Толк в удовольствиях. Это будет весело... очень весело...
***
Дорога вилась по болотистой низине. Красная машина гнала на бешеной скорости, но стороннему наблюдателю было очевидно – водитель не слишком хорош. Его удача - светило солнце, и асфальт был совершенно сухим...
Мэтт все еще психовал. Доминик. Вечная головная боль. Было неправильно взять его с собой – и не менее неправильно оставить его во Франции. Амелия знает про него. И никто не даст гарантии, что ей не захочется использовать этот козырь. Или еще кому-то.
Нужно спешить. В Экзетере его ждали – давний друг, обещавший попытаться найти средство, способное остановить процесс саморазрушения. Мечта из мечт – избавиться от необходимости пить кровь, искать и быть отысканным. Изменить судьбу.
Но разве судьбу можно изменить? На этот вопрос ответ давать не хотелось, и Мэттью давал себе порой отчет в том, что осознавал всю невозможность такого исхода. Человека в нем было больше, и он сам был все еще человеком. По происхождению человеком. По сущности.
Дорога вела на юго-запад.
И впервые за последние четверть века Мэтту казалось, что жизнь стала солнечной. Конец перестал казаться желанным. По иронии, как раз в то время, когда стал почти очевидным...
Глава 19.Глава 19.
This is the last time I'll abandon you
And this is the last time I'll forget you
I wish I could
Наверное, это и есть тот самый стокгольмский синдром. Если верить Мэтту, то я сейчас – пища, припрятанная про запас. Если верить моим ощущениям – Амелия затеяла какую-то игру, ставки в которой пока что неочевидны, но одно ясно. Добром для Мэттью и его "родни" это не кончится. Но меня все это не волнует, и почему-то Амелия вызывает симпатию – вполне человеческую. Да и в сущности... Это все не хуже той ситуации, в которую мы попали.
Почему-то сидя в этой комнате, вроде бы незапертой, но находящейся под пристальным наблюдением парочки ручных охранников Амелии, вспоминается последняя ночь в домике на побережье... Дождливая, насыщенная, странная...
Казалось, я целовал ледяную статую. После сумасшедших выкриков мне в лицо, после всех порывов-попыток понять себя – словно его окатило потоками дождя, омывающего крышу, а потом окунуло в полярную стихию. Он сложил все слова в одно острое, режущее желание – и в этой конструкции отчаянно не хватало только одного. И это одно было тем самым, что могло бы растопить, согреть, оживить – и чего ни я, ни он не могли произнести вслух. Я целовал – я был всем, чего он жаждал – я давал ему те ощущения, которые требовало его тело – и ощущал с безнадежной уверенностью, что даже глядя на меня замутненными страстью глазами, он закрывал внутри себя. Закрывал все, отдавая мне себя, как языческие жрецы идола фанатичным поклонницам – и я поклонялся ему, прекрасно понимая, что вся сакральность момента не заменит зияющей пустоты между нами. Он не хотел раскрыть себя – я не хотел попробовать постучать в запертую дверь.
Все было бесполезно.
И после, лежа рядом, ощущая тепло его тела, я чувствовал его отделенность дрожащими пальцами. Вставал, укрыв его одеялом, наливал виски и медленно тянул обжигающий янтарь из бокала, тщетно пытаясь смыть с губ вкус поцелуев. Мой серебряный в лунном свете идол спал, утомленный, в серебряной белизне кровати – а я вдыхал острый запах выпивки, вливал ее в кровь, и постепенно все ощущения, кроме горечи, стирались из сознания... Четко выделяя одно – все не то, и все – не так...
***
Все ожидания, все надежды – впустую. Не в первый раз. Только вот с каждым годом все меньше шансов изменить что-либо. Или правда в другом? И нужно смириться с тем, кто я есть?
Если бы... если бы жизнь дала шанс начать все заново. С какого-то мгновения... не делая ошибок...
Нужно собраться и ехать к своим. Совет собирается этой ночью. И пусть будет, что будет – смерть, жизнь. Что суждено. Что выбрано.
Но умирать – умирать еще рано. Столько недосказано. Недоделано. И черт возьми, пусть это и сентиментально, но сейчас есть, ради чего жить. Просто потому, что в жизнь вошел человек, изменивший все. Может быть, еще можно исправить то, что было в прошлом – невнимание, черствость, эгоистичность... Забыть это – и начать жить по-другому. Дорожить тем, кто рядом с тобой.
Жизнь слишком несправедлива. Как ни умоляй – как говорится, все дороги ведут в Рим. И шансов выжить там – почти нет. Клан расколот, а главы других кланов с удовольствием уберут слабого. Стоило послать все к чертям, уехать с ним к морю. К солнцу. Просто взяв билеты до Сиднея, до другого края земли. А потом – еще до какого-нибудь захудалого островного аэропорта.
Все было бы немного иначе. Когда он рядом, и не нужно никуда спешить, не нужно думать. Весь этот мир, все абсолютно неважно. И, может быть, пришел бы момент бросить все страхи, и раскрыться полностью, окрыляясь ощущение близости и удивительной полноты. Моменты, когда в руках целая вечность, и мир расширяется до размеров всей Вселенной, скользя по Млечному пути... Моменты, когда мы непобедимы...
***
Двери распахнулись беззвучно. Влетевший в залу человек, одетый в черное, откинул капюшон – и перед изумленными собравшимися вампирами предстал Мэттью Джеймс Беллами. Законный наследник всех основных прав и регалий, законный глава этого замка. Тихий гул пробежал по толпе – и смолк, а он твердым шагом преодолел сумрачное пространство и вошел в яркие лучи солнца, заливавшие центральный круг на мраморном полу. Глаза его отливали ледяным голубым, вся фигура излучала готовность к борьбе и опасность – но желающих возразить не нашлось.
Перед ним на возвышении восседали все члены Совета – 12 черных безмолвных фигур. Крайняя поднялась, скинула плащ и превратилась в Амелию, облаченную в кроваво-красный праздничный наряд.
- Ты пришел в дом своего отца. Мы уже не ждали, и были в отчаянии.
- Я здесь, и готов занять свое место.
- Право же, не стоит торопиться... Есть небольшая деталь...
Мэтт окинул ее невозмутимым ледяным взглядом, хотя внутри его все перевернулось. Эта мелочь была слишком очевидной. Слишком...
***
Странное состояние природы — месяц весны, жуткая засуха. Или это просто пересыхает в горле? Кожа горит огнем, и ветер обволакивает, стирая тебя целиком, словно огромным песчаным ластиком...
Резкая перемена — и вот уже на иссушенное пространство летят потоки воды. Словно разверлись все небеса над головой разом — и это так странно, наблюдать, как вода бежит по дереву, падает с листьев, стекает по стволу, и медленно заливает белую одежду сидящего под деревом человека. Прозрачные струйки слепляют черные волосы в пряди, бежат по лбу, скулам, стекая на майку, под которой четко вырисовываются контуры ключиц, сосков...
Озон и вода — словно наркотики; от прикосновения свежего воздуха к гортани начинает выгибать и плющить, голова кружится и мир уползает из-под ног. Хоть я и сижу на твердой земле. Как, почему, откуда мы здесь — все стерлось, и уже неважно. Кажется только, что это целая вечность, иссушаемая ветром, отрывистыми словами, рваным напряжением — вечность, которую каждый выбрал добровольно. Упрямое решение — пусть будет смерть. На острие. Здесь всегда решаются судьбы, всегда видится цена выбора — на острие между жизнью и вечной пустотой. Или за ее рамками есть продолжение? Такое же острое, стальное и режущее, как свет звезд над мертвым оазисом в этих бесконечных пустынях...
Мягкое прикосновение к плечу — синие глаза молчаливо спрашивают, молчаливо требуют. Но уже не у кого ни просить, ни брать — с легкой усмешкой подтверждается осознаваемое. I belong to you. Что-то в этом есть безнадежное, и бесконечно удовлетворяющее — гармоничная законченность. Чувствую прикосновения пальцев, снова со стороны ощущаю все — медленное сплетение рук, ног, тел — обесцвеченная звездным светом, странная для пустыни страсть...
В поцелуях, прикосновениях губ — все главное. Определенность. Родственность. Спина касается земли — мокрая трава, воскресающая под дождем, словно срастается с телом, и во всех движениях есть что-то... Словно восставшее из глубины времен, сакральное — единение всех стихий, сливающееся в срывающиеся с губ стоны, движения. Где-то внутри загораются сотни огненных бабочек, хочется закрыть глаза... "Смотри на меня! Дом!" — и я смотрю сквозь наплывающую на глаза дымку, как льдистые глаза надо мной становятся синими, грозовыми, почти черными, меняясь, словно хамелеон; смотрю, пока неожиданно вообще не перестаю видеть и слышать — только еще несколько мгновений обжигающих прикосновений, и потеря всех ощущений...
Дождь не утихает, и по-прежнему с ветвей дерева льются крупные капли — словно небесные слезы, кристально-чистые. И сквозь бегущие с небес потоки видны звезды, омытые свежестью, режущие взгляд... Горло продирает озоном. Мы снова вдвоем — как он хотел когда-то, на том конце Вселенной, где людей нет. В полной пустоте.
Отчего же мне кажется, что в его глазах это все вызывает бесконечное одиночество?
***
Темная фигура отделилась от снопа солнечных лучей, падавшего сквозь крышу на центр покрытой тенью залы и медленно приблизилась к креслам на возвышении. 12 человек - 12 существ, которые когда-то были - не были ли - людьми. Глухая тишина отфутболивала эхо шагов от стены к стене, и во всем происходящем ощущалась жуткая напряженность, словно воздух был туго натянутой леской, готовой порваться от малейшего прикосновения, молчаливыми прикосновением сея смерть...
- Деталь? Тебе не кажется, что мы слишком много ждали, Амели?
Женщина улыбнулась. На мгновение Мэтт восхитился: облаченная в невероятно стильно-сексуальный красный комбинезон, подчеркивавший ее бессмертную бледность, Амелия выглядела на удивление величественной и спокойной. Слишком. Даже слишком.
- Нервы? Тебе не кажется, что стоит посетить врача? Ах, да, совсем забыла, что ты...
- Амели!..
- Да-да. Так вот. Я слышала, что в этом клане возникли разногласия. Весьма существенные. А правила гласят...
- Правила гласят, что к моменту посвящения все сомнения должны быть решены. Что ты ответишь на это обвинение? Слова Амелии весьма... серьезны.
Раздавшийся новый голос разрезал пространство странным тембром: словно этот вампир говорил железным языком и имел медное горло. Тень скрывала лица всех присутствующих по-прежнему. Однако не узнать было невозможно...
- Саймон?
- Отвечай же!
- Все разногласия были улажены. Ольсен мертв, и, думаю, Элизабет не станет оспаривать моей правоты в этом деле.
Амелия ступила вниз, и приблизилась к Мэтту. С близкого расстояния веселые чертики в ее глазах стали куда заметнее. Она играла, играла, и Беллами слишком хорошо понимал все, что она затеяла.
- Ну тогда... удачи, мой милый! Кстати... Заходи в гости. У меня сейчас много приезжих людей... Общие знакомые, все такое, понимаешь?
Улыбка на ее губах четко очертила слово из трех букв, и Мэттью впервые за многие годы ощутил, что у него пересохло горло...
***
- Доминик! Доминиик, дорогой, просыпайся уже!..
Голос, звучавший над ухом, был медово-тягучий, и необыкновенно музыкальный. И явно не мотивировал на подъем. Но вот щекотка...
- Амели?..
- Мм? Ты мне не рад?
- Но я...
- Ты? Хэй, алло, что с тобой? Кажется, травка пошла тебе на пользу. - Амели рассмеялась, и Дом снова подумал, что ее смех, и голос похожи на музыку. Колдунья?
- Травка? Боже, я ничего не помню... Что вчера происходило?... И ты...
Внезапно объемы ситуации дошли до его мозга полностью. Утро - судя по солнцу из окна, постель, ощущение обнаженной женской кожи рядом, Амели... Брр, невероятно!
- Доминик, солнце, ну же, просыпайся, давай! Пошли выпьем кофе, взбодришься и придешь в себя. Моя сестра варит великолепнейший кофе в галактике.
- Галактике? Стоп. Где Беллами?
- Факин шит, Дом, очнись уже! Ты кинул его еще два дня назад, вы рассорились и разошлись, а потом ты приехал ко мне, и мы весьма весело и приятно провели последние сутки! Тебе рассказать, что конкретно...
- Кофе. Мне определенно нужен кофе.
- Ок, поднимайся, соня. И да, твои вещи лежат в соседней комнате - оденься, не сражай мою сестру своей фигурой сразу. Она еще маленькая, чтоб мечтать об обнаженных блондинах, вваливающихся к ней на кухню с частичной амнезией.
Звонко смеясь, Амели вспорхнула с кровати и исчезла. Доминик уткнулся в подушку и отчаянно застонал - из всего, что ему только что рассказали, он помнил только отрывки. Дорожки кокаина, прикосновения губ Амелии в самых экзотических местах, какие-то шепоты, приглушенный свет, много красного... Вставать. Нужно определенно вставать.
Одевшись и подойдя к окну, Дом увидел бескрайние морские просторы. Горизонт, ослепленный солнцем и омытый морской водой. Боже... Боже...
- Вас пугает жизнь на острове? Мне казалось, звезды шоу-бизнеса любят такой отдых.
Он вздрогнул и резко обернулся. В дверном проеме стояла высокая девушка, облаченная в... хотя скорее обнаженная, чем одетая в подобие купальника. Роскошная белоснежная нимфа с прозрачными голубыми глазами. Но...
- Остров? Это - остров??
- Да. Разве Амели вам не сказала? Прекрасный остров в паре тысяч километров от ближайших магистралей. Кстати. Я Ник. Будем знакомы.
И так же бесшумно она покинула комнату.
Остров. Амелия. И бежать совершенно некуда.
Хотя... Определенно, это будет весело. Если бы только так не кружилась голова...
И Доминик осел на пол, потеряв сознание.
Глава 20.Глава 20.
Dark shines
Bringing me down
Making my heart feel sore
Because it's good
- А он чертовски вкусный, Беллами! Ты не пробовал?
- Что ты с ним сделала? Где он? Амелия! Ты перешла все границы, черт тебя возьми, все! Как ты вообще посмела взять мое?
- Твое? Хмм, мне всегда казалось, ты был против такого отношения к людям. И вообще, ты же либерал. Ну там отмена рабства, равные права, все такое... Разве нет?
- Амелия! Перестань морочить мне голову. Где он? Немедленно верни мне Доминика!
- Ты думаешь, он захочет вернуться? Он счастлив. С ним моя родня. Они наслаждаются морским бризом, твой друг - еще и солнцем. Поверь, он в прекрасной форме. Даже очень прекрасной... Эти руки...
- Амелия, мне плевать, что ты там думаешь и говоришь. Ты не имела права его забирать. Я требую. Требую вернуть мне мою собственность!
- Не горячись. Эмоции тебе не идут. Кожа слишком бледная. А насчет собственности - Дом-то сам в курсе, что он твоя вещь? Или ты ему эту деталь не сообщил?
Мэтт ударил рукой в стену. Впрочем, автор этого здания позаботился о сверхсиле его жителей заранее - стенка не пострадала совершенно.
- Ай-ай, как же мы сердиты. Мой тебе совет - займись своим кланом, домом и делами. Забудь про Ховарда. Забудь. Он - из другой жизни. И ты - из его другой жизни. Кстати, попробуй узнать, как он оказался здесь и сейчас. Тебе понравится ответ, ручаюсь.
- Амелия!
Но женщина развернулась и покинула комнату. И в оглушающей темнотой тишине Беллами не оставалось ничего, кроме как бессильно сжимать руки в кулаки и клясться, что... неизвестно, что. Но что-то непременно нужно было делать...
***
Солнце, ослепительное солнце экваториальных широт ослепляло всех рискнувших вылезти на пляж понежиться под его лучами. Небольшой остров, оборудованный по последнему крику моды и техники, небольшая группа людей, сошедшая словно бы с обложек желтой прессы...
Доминик лежал под тентом в шезлонге и ощущал себя рыбой, выброшенной из воды, жадно вдыхающей воздух, задыхающейся от него, совершенно не понимая, что происходит. После утреннего обморока он очнулся в кровати, рядом была целая стайка незнакомых девушек разного возраста, роста, размера груди и цвета волосы, которые в сто голосом объяснили, что он "плохо перенес дорогу, ничего страшного, все будет хорошо, пошли гулять, воздух вернет сил". Попытки добиться ответа на любые важные вопросы пресекались в момент удивленным взглядом, прикосновение соблазнительно гибкого тела и улыбкой, отбивавшими интерес к подобным вещам на несколько минут. Но сюрреализм происходящего был виден слишком четко...
- Доминик!.. Доброго дня!
Амелия выплыла из ниоткуда, окруженная сбежавшимися девушками. "Интересно... ощущение, что она живет с одними женщинами", - подумал Дом, но от мыслей явственно ощутил вернувшуюся головную боль.
- Никки сказала, ты потерял сознание. Занятно, никогда не думала, что ты плохо переносишь полеты. Извини, я не знала...
- Ничего страшного, честно...
- О, да! Как тебе мой остров? И моя семья? Жаль, здесь только мои любимицы, наши главы семейств в работе - бизнес, все такое, ну ты понимаешь, не до райской жизни, но на выходные мы собираемся все вместе, и здесь начинается дикое веселье. Тебе понравится, я просто уверена!
- Но... солнце? Разве оно не...
- Пфф, мы же не живем в каменном веке, наподобие твоего друга. И солнце давно уже... Впрочем, довольно этого серьезного бреда. У меня самые что ни на есть трэшевые планы на сегодняшний день. И дайвинг входит в их число. Помимо заготовленного на ночь...
Призывная улыбка красавицы совершенно лишила Ховарда дара речи. Где-то далеко в висках стучали предупреждения Мэттью, но их все дальше относило отзвуками прибоя и мелодичного, обвораживающего голоса, сулившего легкость бытия. И сопротивляться... бессмысленно? Разве жизнь не создана для легкого ничегонеделания?
***
Начался шторм. Ливень хлестал в окна, сбивал острыми ударами листья деревьев, раскалывая тяжелое небо на мелкие чугунные осколки. Порывы ветра взметали в воздух тонны песка на пляжах, и ливень превращал его в грязевые массы, низвергающиеся с неба и сметающие селями все на своем пути, вырывая травы и перелески на холмах.
Природа сходила с ума, и посреди этого адского помешательства, не обращая внимания на волны, накатывающие по пояс, и низвергающиеся на землю все силы небесные, шагала призрачная фигура, чуть покачивающаяся от потоков ливня. Следы от ног мгновенно заносило водой и грязью, и временами казалось, что его сейчас скрутит, и словно легкую щепку, утащит прочь, в беснующуюся гладь моря.
- Доминииииик!.. - раздался оглушительный вопль, на мгновение перекрывший грохот и шипение бури. - Доминик!..
Небо равнодушно продолжало посылать на землю грохочущие потоки.
А в зрачках Мэттью отражалась чернота бури, разбавленная бескрайней пустотой вперемешку с отчаянием, обесцветив радужку до прозрачной льдистости...
Три месяца спустя. Париж.
Ударные биты, смешанные с выпивкой и бог знает чем, выносили мозг - в буквальном смысле. Хотя вчерашняя вечеринка Доминику понравилась куда больше - Амелия знала толк в развлечениях; сегодняшняя была куда скучнее и скорее была светским вечером. Впрочем, это было необходимо - с недавних пор Амели решила, что пора бы захватить нечто большее, чем полускрытый-полуявный мирок. Ее семья давно обеспечила себя нужными связями, и теперь ей оставалось лишь занять свое место и осветить своей славой всех окружающих.
Вопрос - почему Дом был оставлен рядом с ней - его не волновал. Амели знала, что в этом мире он свой, знала, на что он способен, и в этом плане они были шикарной компанией. Стала понятна и ее цель, ради которой бессмертная похитила его когда-то с дороги.
Иногда Доминик даже задумывался: может быть, стоит жениться на очаровательной вампирше? Ее намеки явно выражали согласие...
Иногда он вспоминал Беллами. Все реже и реже, и... Он снился ночами. Иногда. И во всех этих снах было одно и то же - бредущий по бескрайнему пляжу Мэтт, отчаянно зовущий вернуться - сквозь порывы ветра и дождя... Амелия быстро разгоняла тучи раскаяния, наплывавшие после таких видений - прикосновения ее губ смывали тоску, а ее прекрасные руки, вечно стремящиеся к чему-то невероятному, стирали память... Да и главное - веселиться, жить легко и счастливо. Это цель. Достижимая цель. И Беллами в ней места явно нет и никогда не будет.
Wake me up
Wake me up inside
I can’t wake up
Wake me up inside
Save me
Call my name and save me from the dark
Восходящее солнце проникало сквозь жалюзи в номер, кидая причудливые, искривленные полосы света на пол и мебель. На огромной кровати нелепого розового оттенка, укрытый таким же одеялом, лежал молодой темноволосый человек с ужасно бледным лицом. На коленях у кровати, уткнувшись лицом в одеяло в районе его руки, расположился второй – блондин в серой майке с разводами пота на спине и черных скинни. Солнечные лучи еще не коснулись их, и оба спали – один мерно, едва дыша, другой – скрючившись в неудобной позе, прерывисто вздыхая и всхлипывая. В номере царил полный ад – валялись какие-то вещи, были разбиты статуэтки и нечто, очевидно ранее бывшее очаровательным винтажным столиком для газет. Странным постояльцам, кажется, выпала нелегкая ночка...
***
- Ты не умрешь! Слышишь, ты, уродец несчастный, ты не посмеешь умереть вот так! Это не то место – ты же терпеть не можешь обыденности! Вставай!... А ну вставай, открой глаза, Мэттью, умоляю тебя, пожалуйста, ну!
Доминик ползал по полу вокруг лежащего бледного тела вампира, проверяя ему пульс, периодически прижимаясь ухом к его груди, словно пытаясь взять в себя всю его боль. Бессмертный лежал без сознания; из раны на плече кровь уже не текла, но противник, очевидно, укусил его за шею, сбоку, и это место распухло и посинело. Дом проверил пульс – сосчитать удары было невозможно, сердце билось сумасшедше; но при всем при этом он был холоднее льда. Абсурдная ситуация – впрочем, разве может быть с бессмертными иначе? У них все по-другому.
- Что же делать, что делать, господи... Больница? Нет. Друзей у него нет тоже. Боже, помоги, не дай ему умереть, Иисусе, только не забирай его, слышишь? – Доминик впервые в жизни молился так отчаянно, с абсолютной уверенностью, что это может помочь. – Только не забирай его вот так, ты не можешь сделать этого! Я не смогу жить без него! Это же... Боже, это невозможно! Умоляю...
Он снова смочил полотенца и наложил одно на место укуса, второе – на лоб Беллами. Помогало это мало – да и Дом не был уверен, что тут именно нужен холод, но если укус вампира был ядовит, другого варианта не оставалось.
Ванна! Точно, при отравлениях такого рода нужна холодная ванна! И если придет в себя – не давать уснуть и стараться двигаться. Ок, ванна, где в этом чертовом номере ванна...
Он вбежал в водяное святилище – огромная ванна, мраморный пол, красивая отделка... О, гидромассажная – самое то, что надо! Ледяная вода заполняла белую посудину, а Доминик уже побежал обратно. Поднять взрослого мужика с пола – задача нелегкая; казалось, Мэтт стал весить целую тонну, но выхода не было, и, кряхтя и тяжело дыша, Дом затащил его в ванну, и только тут вспомнил, что надо бы снять одежду. Кое-как облокотил о стену и принялся раздирать молнии и кнопки, пуговицы, просто срывать ткань рукавов – расстегивать все было некогда и неудобно. Рекорд раздевания, – Дом нервно засмеялся, подумав, что не раздевал еще ни одну женщину с такой скоростью, и вот уже на руках повисло бесчувственное тело. В ванну – включить гидромассаж – опускать и поднимать. Черт, дикая работенка... Дыши же, дыши же, ну, ну!..
- Холодно... Холо...
- Мэттью! Ты слышишь меня, Мэтт? Мы выберемся, обещаю, я помогу тебе! Не закрывай глаза, не спи – дыши, давай, давай!
- Он... укусил... ядовитое...
- Я знаю, знаю! Давай, не закрывай глаза, смотри на меня! Приходи в себя, нам еще ехать в Лондон, слышишь ты меня, чертов идиот? Не смей умирать, ты мне нужен! Как я буду жить без тебя? Я вообще один на этом свете, один, понимаешь ты, дубина этакая?
Мэтт дрожал как осиновый лист, уставившись в стену полуоткрытыми глазами, явно ничего не соображая.
- Ок, так и застыть недолго. Пошли. Ну, давай, помоги мне – опирайся на меня, вставай! Черт, где тут халат, тут должен быть халат, или полотенца...
Халат оказался на крючке, полотенца мирно расположились на держателе – две минуты, и Мэтт был облачен в нечто бесформенное белого цвета, укутан поверх халата цветастыми полотенцами. Дом закинул его руку себе на плечо и повел в гостиную.
- Слушай меня! Мэтт! Не спать! Только не спать, тебе нельзя спать. Будем ходить. У нас целая ночь – будем ходить. Пока ты не оклемаешься.
И молча подбодрив себя, он начал первый круг по комнате – первый в эту ночь. Продолжение обещало быть изнурительным...
***
- Он... укусил меня... это ядовито... нам...
Дом усилием воли заставил себя повернуть голову чуть ближе к нему. Два часа. Уже два часа, как они нарезали круги по этой комнате, и эти два часа вымотали совершенно – хотелось упасть и просто не открывать глаз. Сдохнуть.
- Прости... Прости... я... подвел тебя... но я не мог... не мог отпустить... не могу без... тебя...
- Не говори. Не трать силы. Я сказал – все будет хорошо. И все будет. Не переживай.
- Пить... Я чертовски... хочу пить...
- Ок. Пошли на кровать.
Доминик подтащил его к двери в спальню, ударил по ней ногой – дверь отлетела, со стуком врезавшись в стену. Мэтт совершенно обвис на его плече – хотя Дом чувствовал, что его тело потеплело, пульс снизился, и вообще, все изменилось. Выживет. Это было ясно однозначно. Но на радость даже сил не было, и кое-как свалив Мэттью на кровать, он пополз обратно в гостиную. Воды. Нужно спуститься вниз, в бар, и раздобыть воды.
Когда он вернулся в комнату, Мэтт спал. Это был сон – нормальный, здоровый сон. Но все же напоить его стоит – Дом похлопал его по щекам, глаза открылись – болезненно-серые, с огромными синяками до самых скул. Он осторожно приподнял его голову и приложил бутылку к потрескавшимся губам – Беллами принялся пить жадными глотками. Потом голова откинулась назад, и он снова погрузился в сон. Доминик закрыл бутылку и поставил рядом, на пол. Опустился на коленях, и неожиданно сам для себя, схватил бледную, тонкую руку, лежащую поверх одеяла, прижал к губам – и почувствовал, как по щекам текут слезы. Усталость брала свое – усталость, облегчение, остатки жуткого страха. Ужасный коктейль. Глаза закрывались, нужно бы подняться и лечь, но...
Глава 18.Глава 18.
Don't touch me please
I cannot stand the way you tease
I love you though you hurt me so...
Now I'm going to pack my things and go
Tainted love, tainted love
Touch me baby, tainted love
- Дом? Доминик?
Тихий голос разрезал утреннюю тишину двумя словами. Скрюченная в подобии коленнопреклоненной позы фигура у кровати потянулась и мгновенно растянулась на полу, вскочила, распрямилась и превратилась в всклокоченного блондина, весь вид которого недвусмысленно говорил о весьма бурной прошедшей ночи.
- Что? Мэтт? Как ты? Хэй, ты жив! Я уснул, черт...
Доминик зажмурился, потер глаза руками. Спать еще чертовски хотелось - после таких подвигов, как многочасовое таскание неподъемного бесчувственного Беллами определенно требуется длительный отдых.
- Жив, что со мной будет. Я же бессмертен.
- Угу, я видел, какие вы бессмертные вчера.
- Ну.... у всех есть свои слабые стороны. А ты оказался чудесным врачом.
- Просто я когда-то читал...
- Знаю, знаю, стащил какую-то книжку из моей стопки. Я рад, что там было написано, как лечить укусы ядовитых созданий. Помог себе заранее. Я гений.
- Тьфу, неблагодарная скотина. Помог. Угу. Видел я твое "помог" ночью. Ты вообще способен ходить, герой?
- Если ты принесешь мне мою еду из машины, то я приду в себя за полчаса. Благо, мне для этого мало надо.
- Черт, а куда я вчера дел куртку... Ну и ночка выдалась...
Доминик заметался по номеру, ища свою кожанку, успешно обнаруженную в ванной. Кое-как умылся, пригладил волосы – и засмеялся над своим отражением в зеркале. Давненько он не выглядел хронически неухоженным: помятое донельзя лицо, рыжая щетина, почти что борода, одежда не первой свежести.
- Доминик!
Он уже выходил из номера, но вернулся на голос к порогу спальни.
- Знаешь... спасибо. Я... Я тебе обязан.
- Мы в расчете. Ты же знаешь.
- Я подумал...
- Тебе надо поесть. Я скоро вернусь.
- Да, конечно...
***
Через полчаса Мэтт и в самом деле был вполне готов к делу. Он встал с кровати, дошел самостоятельно до ванны, и вышел обратно посвежевшим. Доминик дремал в кресле. Мэтт с грустной улыбкой посмотрел в его сторону – прерывать этот очаровательный сон не хотелось, но времени было в обрез.
- Дом. Дооом. Доминик, солнце, вставай.
Мэтт наклонился совсем близко к его лицу и подул на висок. Ховард встрепенулся, открыл глаза и уставился на него; в глубине зрачков плескалось сонное непонимание, но близость вызвала мгновенную реакцию – дыхание участилось, радужка начала темнеть... Мгновение – и момент разрушен. Мэтт тяжело опустился в соседнее кресло.
- Блин, я все еще не совсем восстановился. Нам нужно ехать. И так провели тут слишком много времени. Бог знает, сколько у нас еще осталось... Час, два, три...
- Кто вообще был...
- Вчера? Сложно сказать... Одного я узнал, кажется – он работал когда-то на наш клан. Другого – нет. Вольные убийцы, за деньги прирежут и родную мать.
- Как и все ваши.
- Вот не надо. У нас есть понятия чести. У этих убийц их нет. Только заработок. Они настоящие киллеры.
- Отлично. За нами охотятся бог знает кем нанятые киллеры. И что?
- Едем в Англию.
- Супер. Ты с ума сошел?
- Нет, отчего же. В мой замок мне нельзя. Там некому доверять больше. Заедем на одну из баз, запасемся оружием и припасами. И поедем в одно милое место.
- Я прям чувствую, насколько оно "милое".
- Мы там давно не были с тобой. Помнишь... когда-то мы туда собирались... я тогда болел, жутко хотелось на море... и вроде бы ты согласился... но приехала твоя девушка, и все понеслось, завертелось... Ах, да, ты не помнишь...
- Бля, а ничего, что это еще вообще бабка надвое сказала, что я – это тот, о ком ты думаешь, а? Может, ты вообще параноик?
- Неважно. Мы едем на мою родину. По крайней мере, это далеко. И там у меня есть мое личное, надежное укрытие. И я там не был вечность.
- Сколько?
- Двадцать лет...
- Сочувствую... Я...
- Да что ты понимаешь? Ты играешь со мной, как кошка с мышкой: то тревожишься и приближаешься, то отступаешь. Что тебе вообще чьи-то чувства? Как девчонка из католической школы – и хочется тебе, и колется.
- При чем тут я? Что ты вообще имеешь...
- Что я имею ввиду? Что? Тебе не кажется, что это слишком? Сегодня ты трахаешься со мной – завтра в одну постель робеешь лечь. Сегодня ты вытаскиваешь меня с того света – а на следующее утро начинаешь пытаться всеми силами отделиться подальше. Что ты вообще хочешь в своей жизни?
- А что хочешь ты? Втянул меня в какой-то бред, войнушку, борьбу кучи идиотов-выродков, а теперь еще кричишь и что-то там требуешь.
- Ога. А ты прям жил в раю и манной небесной питался. Спивался, жрал дрянь, трахался с кем попало, забивал свою совесть и гробил жизнь. Не жил – дни считал. Видимо, на твой взгляд, это и есть лучшее, да?
- При чем тут моя жизнь? Тебя, видимо, вообще волнует больше мое отношение к тебе? Переспал с кем-то раз в четверть века – теперь забыть сложно?
- С кем-то? Не делай из меня себя! Я никогда не трахаюсь ни с кем просто потому, что это бревно, в которое можно слить накопившийся груз и забыть через пять минут!
- Ах, да, я забыл – тебе же чууувства важны. Мы же такие нежные. Такие милые. Да-да. Не от мира сего прям. Может, тебе стоило найти себе вампиршу-монашку? Вы бы сошлись в жизненных взглядах.
- Да пошел ты...
- Пошел сам к черту! Я не собираюсь ехать с тобой хрен знает куда! Хватит с меня! У меня дом в Ницце, и будь я проклят, если я потащусь в эту сырую Англию, вдогонку твоим бредовым воспоминаниям! И вообще – с тобой!
- Я не могу отпустить тебя сейчас! Ты хоть понимаешь, во что мы вляпались??!
- Не мы – ты! Ты! Я тут вообще не при чем! Так что собирай свои вещи, пакуйся в свой автомобиль, и вали ко всем чертям. А я остаюсь во Франции. Я жить хочу, понимаешь??! Я не хочу бегать вечно! И твои проблемы мне глубоко параллельны!
- Истеричка!
- А сам ты какой? Ты параноик, сошедший полностью с ума, за которым по свету бегают придурки, пожирающие людей! Кто нормальный захочет иметь дело с таким уродом?
- Ты прав... прав...
- Мне нет дела до ваших драк! Нет дела до войны каких-то потусторонних сил. Я просто хочу своей жизни. Я сделал для тебя и так слишком много. И я отдал тебе долг. Все! Больше я не намерен за тобой идти. Можешь меня, конечно, потащить силой. Но, думаю, тебе это будет только проблема на задницу.
- Да... Я урод. Откуда не посмотри. Ты прав. Во всем – прав. Что ж, удачи. Прощай!
Мэтт вскочил и в два шага покинул номер. Дверь хлопнула с оглушительным звуком.
***
Доминик свернул на заправку, притормозил возле нужного шланга, пролетел лишние пару метров. Отчаянно выругался, сдал назад и пошел платить за бензин. Настроение было ни к черту. Хреновая машина, хреновый день, и не менее хреновые поступки. Спрашивается, зачем было устраивать сцену? У Беллами хотя бы была приличная машина. Весьма приличная. А он вообще с катушек съехал – свалил, обиделся. Экая сахарная принцесса! Слова ему не скажи!
Хотя... наверное, не стоило так уж на него наезжать. Но блин, мог бы понять – все эти смерти-воскресения, чертовы существа, все черное, это банально действует на нервы! Снесло крышу и все. Чего было так горячиться?
Черт, куда все провалились? Как-то пусто...
- Хэй, мальчик! Ты кого-то ищешь, кажется? А я тебя давно уже жду.
- Вы?
- Ну конечно. Я же говорила Мэтту: забери мальчика, уезжай. Ну зачем, зачем все это.
Дама в черном кожаном костюме отделилась от капота автомобиля и плавно приблизилась к Доминику. Абсолютно стерильная, абсолютно бесстрастное лицо. Он невольно попятился.
- Хэй, ну спокойно, спокойно, я не собираюсь тебя убивать. Совершенно. Не знаю, что про меня – и нас вообще – наговорил тебе Мэттью, но мы не такие уж и звери.
- Но что тебе надо?
- Поговорить. Я... люблю общество людей. Мой прошлый муж был человеком, я сама когда-то им была. Привыкла, знаешь ли. К тому же не буду скрывать – ты слишком много знаешь. Я не настолько недальновидна, как некоторые, чтоб не бояться этого. Ты будешь в безопасности со мной. И уверяю – тебе это понравится. Поехали.
Проскользнув в паре сантиметров от его лица губами, обожгла дыханием, обошла вокруг – сзади откуда не возьмись нарисовался серебристый спорткар. Делать было нечего. Мэтт что-то говорил про будущее, и Амалию в нем, и что-то... но что? Ай, неважно. Выбора все равно – нет...
***
- И как давно ты...
- Вампир? О да, я знаю – твой дружок не любит это слово. Предпочитает называть себя – нас – бессмертными. Оскорбительная привычка, хотя для полукровки... Разве ему понять? В мире много разных бессмертных существ, но мы – мы самые совершенные, самые сильные, мы – венец творения, венец всего сущего!
Амалия все больше распалялась, и все больше напоминала индейских фанатиков – распущенные волосы развеваются по ветру, глаза блестели, и даже для вампира она была чертовски странной. Страх. Липкое чувство окутывало Ховардо все сильнее и сильнее, он отчетливо ощущал, как покрываются холодным потом ладони.
- О да... Мутация, эта крошечная вещь, которую называют двигателем эволюции, дала нам все! Все! Лизис - разрушение. Гемолитическая анемия - слышал про такую вещь? Ох, вряд ли... Где тебе было слышать... Небольшое генетическое изменение, благодаря которому наш гемоглобин распадается, и мы становимся восприимчивы к ультрафиолету, у нас распадаются все ткани... Но в отличии от больных людей, для нас это все происходит мгновенно – мы теряем собственный гемоглобин, но приобретаем возможность питаться чужой кровью, восстанавливать свой запас красных телец. Плюсы? Сила. Скорость. Мы живем в ином измерении – здесь вся жизнь кипит, бурлит, несется, словно горный ручей по каменным перепадам. Минусы? Дневной свет, чесночная эссенция в сочетании с серебром – все слабости родом от отсутствия собственного гемоглобина и необыкновенной уязвимости для ультрафиолета и сульфоновой кислоты для тканей. Увы. Даже у вампиров есть уязвимые стороны... Но мы научились преодолевать эти эффекты. Твой друг. Я. Ты замечал, что Мэттью выходит на солнце?
- Он говорил, что это потому, что он глава клана...
- О да... Когда-то один из наших ученых сумел найти сыворотку, изменившую ДНК вампира – нет страха света, серебра, чеснока... Началась война – та война, которой уже бог знает сколько лет...
- Вы сумасшедшие!.. Не, я все понимаю конечно – но в вопросе выживания стоило бы... Это же сделало бы вас совершенно... Великими?
- Смешной мальчик... Сразу видно – в твоей биографии не было увлечения властью... Глупый маленький мальчик...
- Послушай...
- И не спорь. В сравнении со мной ты – всего лишь ребенок. А судя по твоим познаниям об этом мире – глупый ребенок. Совет собрался через три года ожесточенных боев и постановил разделить неуязвимость между главами кланов. Кровь забавная вещь – способность передастся дальше и дальше. Мы получили еще большую власть внутри клана. Власть. Великую власть. Ты и представить себе не можешь ее величины... Впрочем... Довольно. Ты весь дрожишь, а это как-то... не по-мужски. Расслабься, дружок. Скоро мы будем в моем доме – будешь желанным гостем. Самым желанным. Твой любимый порошок, выпивка, что угодно – мы знаем толк в жизни. Толк в удовольствиях. Это будет весело... очень весело...
***
Дорога вилась по болотистой низине. Красная машина гнала на бешеной скорости, но стороннему наблюдателю было очевидно – водитель не слишком хорош. Его удача - светило солнце, и асфальт был совершенно сухим...
Мэтт все еще психовал. Доминик. Вечная головная боль. Было неправильно взять его с собой – и не менее неправильно оставить его во Франции. Амелия знает про него. И никто не даст гарантии, что ей не захочется использовать этот козырь. Или еще кому-то.
Нужно спешить. В Экзетере его ждали – давний друг, обещавший попытаться найти средство, способное остановить процесс саморазрушения. Мечта из мечт – избавиться от необходимости пить кровь, искать и быть отысканным. Изменить судьбу.
Но разве судьбу можно изменить? На этот вопрос ответ давать не хотелось, и Мэттью давал себе порой отчет в том, что осознавал всю невозможность такого исхода. Человека в нем было больше, и он сам был все еще человеком. По происхождению человеком. По сущности.
Дорога вела на юго-запад.
И впервые за последние четверть века Мэтту казалось, что жизнь стала солнечной. Конец перестал казаться желанным. По иронии, как раз в то время, когда стал почти очевидным...
Глава 19.Глава 19.
This is the last time I'll abandon you
And this is the last time I'll forget you
I wish I could
Наверное, это и есть тот самый стокгольмский синдром. Если верить Мэтту, то я сейчас – пища, припрятанная про запас. Если верить моим ощущениям – Амелия затеяла какую-то игру, ставки в которой пока что неочевидны, но одно ясно. Добром для Мэттью и его "родни" это не кончится. Но меня все это не волнует, и почему-то Амелия вызывает симпатию – вполне человеческую. Да и в сущности... Это все не хуже той ситуации, в которую мы попали.
Почему-то сидя в этой комнате, вроде бы незапертой, но находящейся под пристальным наблюдением парочки ручных охранников Амелии, вспоминается последняя ночь в домике на побережье... Дождливая, насыщенная, странная...
Казалось, я целовал ледяную статую. После сумасшедших выкриков мне в лицо, после всех порывов-попыток понять себя – словно его окатило потоками дождя, омывающего крышу, а потом окунуло в полярную стихию. Он сложил все слова в одно острое, режущее желание – и в этой конструкции отчаянно не хватало только одного. И это одно было тем самым, что могло бы растопить, согреть, оживить – и чего ни я, ни он не могли произнести вслух. Я целовал – я был всем, чего он жаждал – я давал ему те ощущения, которые требовало его тело – и ощущал с безнадежной уверенностью, что даже глядя на меня замутненными страстью глазами, он закрывал внутри себя. Закрывал все, отдавая мне себя, как языческие жрецы идола фанатичным поклонницам – и я поклонялся ему, прекрасно понимая, что вся сакральность момента не заменит зияющей пустоты между нами. Он не хотел раскрыть себя – я не хотел попробовать постучать в запертую дверь.
Все было бесполезно.
И после, лежа рядом, ощущая тепло его тела, я чувствовал его отделенность дрожащими пальцами. Вставал, укрыв его одеялом, наливал виски и медленно тянул обжигающий янтарь из бокала, тщетно пытаясь смыть с губ вкус поцелуев. Мой серебряный в лунном свете идол спал, утомленный, в серебряной белизне кровати – а я вдыхал острый запах выпивки, вливал ее в кровь, и постепенно все ощущения, кроме горечи, стирались из сознания... Четко выделяя одно – все не то, и все – не так...
***
Все ожидания, все надежды – впустую. Не в первый раз. Только вот с каждым годом все меньше шансов изменить что-либо. Или правда в другом? И нужно смириться с тем, кто я есть?
Если бы... если бы жизнь дала шанс начать все заново. С какого-то мгновения... не делая ошибок...
Нужно собраться и ехать к своим. Совет собирается этой ночью. И пусть будет, что будет – смерть, жизнь. Что суждено. Что выбрано.
Но умирать – умирать еще рано. Столько недосказано. Недоделано. И черт возьми, пусть это и сентиментально, но сейчас есть, ради чего жить. Просто потому, что в жизнь вошел человек, изменивший все. Может быть, еще можно исправить то, что было в прошлом – невнимание, черствость, эгоистичность... Забыть это – и начать жить по-другому. Дорожить тем, кто рядом с тобой.
Жизнь слишком несправедлива. Как ни умоляй – как говорится, все дороги ведут в Рим. И шансов выжить там – почти нет. Клан расколот, а главы других кланов с удовольствием уберут слабого. Стоило послать все к чертям, уехать с ним к морю. К солнцу. Просто взяв билеты до Сиднея, до другого края земли. А потом – еще до какого-нибудь захудалого островного аэропорта.
Все было бы немного иначе. Когда он рядом, и не нужно никуда спешить, не нужно думать. Весь этот мир, все абсолютно неважно. И, может быть, пришел бы момент бросить все страхи, и раскрыться полностью, окрыляясь ощущение близости и удивительной полноты. Моменты, когда в руках целая вечность, и мир расширяется до размеров всей Вселенной, скользя по Млечному пути... Моменты, когда мы непобедимы...
***
Двери распахнулись беззвучно. Влетевший в залу человек, одетый в черное, откинул капюшон – и перед изумленными собравшимися вампирами предстал Мэттью Джеймс Беллами. Законный наследник всех основных прав и регалий, законный глава этого замка. Тихий гул пробежал по толпе – и смолк, а он твердым шагом преодолел сумрачное пространство и вошел в яркие лучи солнца, заливавшие центральный круг на мраморном полу. Глаза его отливали ледяным голубым, вся фигура излучала готовность к борьбе и опасность – но желающих возразить не нашлось.
Перед ним на возвышении восседали все члены Совета – 12 черных безмолвных фигур. Крайняя поднялась, скинула плащ и превратилась в Амелию, облаченную в кроваво-красный праздничный наряд.
- Ты пришел в дом своего отца. Мы уже не ждали, и были в отчаянии.
- Я здесь, и готов занять свое место.
- Право же, не стоит торопиться... Есть небольшая деталь...
Мэтт окинул ее невозмутимым ледяным взглядом, хотя внутри его все перевернулось. Эта мелочь была слишком очевидной. Слишком...
***
Странное состояние природы — месяц весны, жуткая засуха. Или это просто пересыхает в горле? Кожа горит огнем, и ветер обволакивает, стирая тебя целиком, словно огромным песчаным ластиком...
Резкая перемена — и вот уже на иссушенное пространство летят потоки воды. Словно разверлись все небеса над головой разом — и это так странно, наблюдать, как вода бежит по дереву, падает с листьев, стекает по стволу, и медленно заливает белую одежду сидящего под деревом человека. Прозрачные струйки слепляют черные волосы в пряди, бежат по лбу, скулам, стекая на майку, под которой четко вырисовываются контуры ключиц, сосков...
Озон и вода — словно наркотики; от прикосновения свежего воздуха к гортани начинает выгибать и плющить, голова кружится и мир уползает из-под ног. Хоть я и сижу на твердой земле. Как, почему, откуда мы здесь — все стерлось, и уже неважно. Кажется только, что это целая вечность, иссушаемая ветром, отрывистыми словами, рваным напряжением — вечность, которую каждый выбрал добровольно. Упрямое решение — пусть будет смерть. На острие. Здесь всегда решаются судьбы, всегда видится цена выбора — на острие между жизнью и вечной пустотой. Или за ее рамками есть продолжение? Такое же острое, стальное и режущее, как свет звезд над мертвым оазисом в этих бесконечных пустынях...
Мягкое прикосновение к плечу — синие глаза молчаливо спрашивают, молчаливо требуют. Но уже не у кого ни просить, ни брать — с легкой усмешкой подтверждается осознаваемое. I belong to you. Что-то в этом есть безнадежное, и бесконечно удовлетворяющее — гармоничная законченность. Чувствую прикосновения пальцев, снова со стороны ощущаю все — медленное сплетение рук, ног, тел — обесцвеченная звездным светом, странная для пустыни страсть...
В поцелуях, прикосновениях губ — все главное. Определенность. Родственность. Спина касается земли — мокрая трава, воскресающая под дождем, словно срастается с телом, и во всех движениях есть что-то... Словно восставшее из глубины времен, сакральное — единение всех стихий, сливающееся в срывающиеся с губ стоны, движения. Где-то внутри загораются сотни огненных бабочек, хочется закрыть глаза... "Смотри на меня! Дом!" — и я смотрю сквозь наплывающую на глаза дымку, как льдистые глаза надо мной становятся синими, грозовыми, почти черными, меняясь, словно хамелеон; смотрю, пока неожиданно вообще не перестаю видеть и слышать — только еще несколько мгновений обжигающих прикосновений, и потеря всех ощущений...
Дождь не утихает, и по-прежнему с ветвей дерева льются крупные капли — словно небесные слезы, кристально-чистые. И сквозь бегущие с небес потоки видны звезды, омытые свежестью, режущие взгляд... Горло продирает озоном. Мы снова вдвоем — как он хотел когда-то, на том конце Вселенной, где людей нет. В полной пустоте.
Отчего же мне кажется, что в его глазах это все вызывает бесконечное одиночество?
***
Темная фигура отделилась от снопа солнечных лучей, падавшего сквозь крышу на центр покрытой тенью залы и медленно приблизилась к креслам на возвышении. 12 человек - 12 существ, которые когда-то были - не были ли - людьми. Глухая тишина отфутболивала эхо шагов от стены к стене, и во всем происходящем ощущалась жуткая напряженность, словно воздух был туго натянутой леской, готовой порваться от малейшего прикосновения, молчаливыми прикосновением сея смерть...
- Деталь? Тебе не кажется, что мы слишком много ждали, Амели?
Женщина улыбнулась. На мгновение Мэтт восхитился: облаченная в невероятно стильно-сексуальный красный комбинезон, подчеркивавший ее бессмертную бледность, Амелия выглядела на удивление величественной и спокойной. Слишком. Даже слишком.
- Нервы? Тебе не кажется, что стоит посетить врача? Ах, да, совсем забыла, что ты...
- Амели!..
- Да-да. Так вот. Я слышала, что в этом клане возникли разногласия. Весьма существенные. А правила гласят...
- Правила гласят, что к моменту посвящения все сомнения должны быть решены. Что ты ответишь на это обвинение? Слова Амелии весьма... серьезны.
Раздавшийся новый голос разрезал пространство странным тембром: словно этот вампир говорил железным языком и имел медное горло. Тень скрывала лица всех присутствующих по-прежнему. Однако не узнать было невозможно...
- Саймон?
- Отвечай же!
- Все разногласия были улажены. Ольсен мертв, и, думаю, Элизабет не станет оспаривать моей правоты в этом деле.
Амелия ступила вниз, и приблизилась к Мэтту. С близкого расстояния веселые чертики в ее глазах стали куда заметнее. Она играла, играла, и Беллами слишком хорошо понимал все, что она затеяла.
- Ну тогда... удачи, мой милый! Кстати... Заходи в гости. У меня сейчас много приезжих людей... Общие знакомые, все такое, понимаешь?
Улыбка на ее губах четко очертила слово из трех букв, и Мэттью впервые за многие годы ощутил, что у него пересохло горло...
***
- Доминик! Доминиик, дорогой, просыпайся уже!..
Голос, звучавший над ухом, был медово-тягучий, и необыкновенно музыкальный. И явно не мотивировал на подъем. Но вот щекотка...
- Амели?..
- Мм? Ты мне не рад?
- Но я...
- Ты? Хэй, алло, что с тобой? Кажется, травка пошла тебе на пользу. - Амели рассмеялась, и Дом снова подумал, что ее смех, и голос похожи на музыку. Колдунья?
- Травка? Боже, я ничего не помню... Что вчера происходило?... И ты...
Внезапно объемы ситуации дошли до его мозга полностью. Утро - судя по солнцу из окна, постель, ощущение обнаженной женской кожи рядом, Амели... Брр, невероятно!
- Доминик, солнце, ну же, просыпайся, давай! Пошли выпьем кофе, взбодришься и придешь в себя. Моя сестра варит великолепнейший кофе в галактике.
- Галактике? Стоп. Где Беллами?
- Факин шит, Дом, очнись уже! Ты кинул его еще два дня назад, вы рассорились и разошлись, а потом ты приехал ко мне, и мы весьма весело и приятно провели последние сутки! Тебе рассказать, что конкретно...
- Кофе. Мне определенно нужен кофе.
- Ок, поднимайся, соня. И да, твои вещи лежат в соседней комнате - оденься, не сражай мою сестру своей фигурой сразу. Она еще маленькая, чтоб мечтать об обнаженных блондинах, вваливающихся к ней на кухню с частичной амнезией.
Звонко смеясь, Амели вспорхнула с кровати и исчезла. Доминик уткнулся в подушку и отчаянно застонал - из всего, что ему только что рассказали, он помнил только отрывки. Дорожки кокаина, прикосновения губ Амелии в самых экзотических местах, какие-то шепоты, приглушенный свет, много красного... Вставать. Нужно определенно вставать.
Одевшись и подойдя к окну, Дом увидел бескрайние морские просторы. Горизонт, ослепленный солнцем и омытый морской водой. Боже... Боже...
- Вас пугает жизнь на острове? Мне казалось, звезды шоу-бизнеса любят такой отдых.
Он вздрогнул и резко обернулся. В дверном проеме стояла высокая девушка, облаченная в... хотя скорее обнаженная, чем одетая в подобие купальника. Роскошная белоснежная нимфа с прозрачными голубыми глазами. Но...
- Остров? Это - остров??
- Да. Разве Амели вам не сказала? Прекрасный остров в паре тысяч километров от ближайших магистралей. Кстати. Я Ник. Будем знакомы.
И так же бесшумно она покинула комнату.
Остров. Амелия. И бежать совершенно некуда.
Хотя... Определенно, это будет весело. Если бы только так не кружилась голова...
И Доминик осел на пол, потеряв сознание.
Глава 20.Глава 20.
Dark shines
Bringing me down
Making my heart feel sore
Because it's good
- А он чертовски вкусный, Беллами! Ты не пробовал?
- Что ты с ним сделала? Где он? Амелия! Ты перешла все границы, черт тебя возьми, все! Как ты вообще посмела взять мое?
- Твое? Хмм, мне всегда казалось, ты был против такого отношения к людям. И вообще, ты же либерал. Ну там отмена рабства, равные права, все такое... Разве нет?
- Амелия! Перестань морочить мне голову. Где он? Немедленно верни мне Доминика!
- Ты думаешь, он захочет вернуться? Он счастлив. С ним моя родня. Они наслаждаются морским бризом, твой друг - еще и солнцем. Поверь, он в прекрасной форме. Даже очень прекрасной... Эти руки...
- Амелия, мне плевать, что ты там думаешь и говоришь. Ты не имела права его забирать. Я требую. Требую вернуть мне мою собственность!
- Не горячись. Эмоции тебе не идут. Кожа слишком бледная. А насчет собственности - Дом-то сам в курсе, что он твоя вещь? Или ты ему эту деталь не сообщил?
Мэтт ударил рукой в стену. Впрочем, автор этого здания позаботился о сверхсиле его жителей заранее - стенка не пострадала совершенно.
- Ай-ай, как же мы сердиты. Мой тебе совет - займись своим кланом, домом и делами. Забудь про Ховарда. Забудь. Он - из другой жизни. И ты - из его другой жизни. Кстати, попробуй узнать, как он оказался здесь и сейчас. Тебе понравится ответ, ручаюсь.
- Амелия!
Но женщина развернулась и покинула комнату. И в оглушающей темнотой тишине Беллами не оставалось ничего, кроме как бессильно сжимать руки в кулаки и клясться, что... неизвестно, что. Но что-то непременно нужно было делать...
***
Солнце, ослепительное солнце экваториальных широт ослепляло всех рискнувших вылезти на пляж понежиться под его лучами. Небольшой остров, оборудованный по последнему крику моды и техники, небольшая группа людей, сошедшая словно бы с обложек желтой прессы...
Доминик лежал под тентом в шезлонге и ощущал себя рыбой, выброшенной из воды, жадно вдыхающей воздух, задыхающейся от него, совершенно не понимая, что происходит. После утреннего обморока он очнулся в кровати, рядом была целая стайка незнакомых девушек разного возраста, роста, размера груди и цвета волосы, которые в сто голосом объяснили, что он "плохо перенес дорогу, ничего страшного, все будет хорошо, пошли гулять, воздух вернет сил". Попытки добиться ответа на любые важные вопросы пресекались в момент удивленным взглядом, прикосновение соблазнительно гибкого тела и улыбкой, отбивавшими интерес к подобным вещам на несколько минут. Но сюрреализм происходящего был виден слишком четко...
- Доминик!.. Доброго дня!
Амелия выплыла из ниоткуда, окруженная сбежавшимися девушками. "Интересно... ощущение, что она живет с одними женщинами", - подумал Дом, но от мыслей явственно ощутил вернувшуюся головную боль.
- Никки сказала, ты потерял сознание. Занятно, никогда не думала, что ты плохо переносишь полеты. Извини, я не знала...
- Ничего страшного, честно...
- О, да! Как тебе мой остров? И моя семья? Жаль, здесь только мои любимицы, наши главы семейств в работе - бизнес, все такое, ну ты понимаешь, не до райской жизни, но на выходные мы собираемся все вместе, и здесь начинается дикое веселье. Тебе понравится, я просто уверена!
- Но... солнце? Разве оно не...
- Пфф, мы же не живем в каменном веке, наподобие твоего друга. И солнце давно уже... Впрочем, довольно этого серьезного бреда. У меня самые что ни на есть трэшевые планы на сегодняшний день. И дайвинг входит в их число. Помимо заготовленного на ночь...
Призывная улыбка красавицы совершенно лишила Ховарда дара речи. Где-то далеко в висках стучали предупреждения Мэттью, но их все дальше относило отзвуками прибоя и мелодичного, обвораживающего голоса, сулившего легкость бытия. И сопротивляться... бессмысленно? Разве жизнь не создана для легкого ничегонеделания?
***
Начался шторм. Ливень хлестал в окна, сбивал острыми ударами листья деревьев, раскалывая тяжелое небо на мелкие чугунные осколки. Порывы ветра взметали в воздух тонны песка на пляжах, и ливень превращал его в грязевые массы, низвергающиеся с неба и сметающие селями все на своем пути, вырывая травы и перелески на холмах.
Природа сходила с ума, и посреди этого адского помешательства, не обращая внимания на волны, накатывающие по пояс, и низвергающиеся на землю все силы небесные, шагала призрачная фигура, чуть покачивающаяся от потоков ливня. Следы от ног мгновенно заносило водой и грязью, и временами казалось, что его сейчас скрутит, и словно легкую щепку, утащит прочь, в беснующуюся гладь моря.
- Доминииииик!.. - раздался оглушительный вопль, на мгновение перекрывший грохот и шипение бури. - Доминик!..
Небо равнодушно продолжало посылать на землю грохочущие потоки.
А в зрачках Мэттью отражалась чернота бури, разбавленная бескрайней пустотой вперемешку с отчаянием, обесцветив радужку до прозрачной льдистости...
Три месяца спустя. Париж.
Ударные биты, смешанные с выпивкой и бог знает чем, выносили мозг - в буквальном смысле. Хотя вчерашняя вечеринка Доминику понравилась куда больше - Амелия знала толк в развлечениях; сегодняшняя была куда скучнее и скорее была светским вечером. Впрочем, это было необходимо - с недавних пор Амели решила, что пора бы захватить нечто большее, чем полускрытый-полуявный мирок. Ее семья давно обеспечила себя нужными связями, и теперь ей оставалось лишь занять свое место и осветить своей славой всех окружающих.
Вопрос - почему Дом был оставлен рядом с ней - его не волновал. Амели знала, что в этом мире он свой, знала, на что он способен, и в этом плане они были шикарной компанией. Стала понятна и ее цель, ради которой бессмертная похитила его когда-то с дороги.
Иногда Доминик даже задумывался: может быть, стоит жениться на очаровательной вампирше? Ее намеки явно выражали согласие...
Иногда он вспоминал Беллами. Все реже и реже, и... Он снился ночами. Иногда. И во всех этих снах было одно и то же - бредущий по бескрайнему пляжу Мэтт, отчаянно зовущий вернуться - сквозь порывы ветра и дождя... Амелия быстро разгоняла тучи раскаяния, наплывавшие после таких видений - прикосновения ее губ смывали тоску, а ее прекрасные руки, вечно стремящиеся к чему-то невероятному, стирали память... Да и главное - веселиться, жить легко и счастливо. Это цель. Достижимая цель. И Беллами в ней места явно нет и никогда не будет.
@темы: belldom, фики, the changes