уфф, я таки решила оживить сие творчество. осталось поскольку совсем немного дописать, а тема мне все еще нравится. тапками не бить хД

Автор: KattyKotik
Название: The Changes
Статус: в процессе движения куда-то там
Рейтинг: R (а вообще хз, будет видно)
Пейринг: BellDom
Жанр: AU, а также черт его там знает, тоже увидим
Размер: пока не кончится любопытство, что же там дальше.
Описание: "This's is dark world. Our world. And you pay for the paradise always"
Ворнинг: автор находится под губительным влиянием вселенной Underworld, что обеспечивает специфичность сюжета. душа помимо прочего, требует смертоубийства, кровищи, любови и траха, так что осторожно, не оцарапайтесь.
А, ну и автор не писал вечность, и хз, когда соберется в следующий раз, так что ляпы естественны.
Беты: отсутствуют ввиду шизанутости создателя.

прочие части смотрим здесь makeillusions.diary.ru/p186542539.htm, здесь makeillusions.diary.ru/p186542472.htm, и здесь makeillusions.diary.ru/p186542338.htm

Глава 1.Глава 1.
Sweet dreams are made of this
Who am I to disagree
Travel the world and the seven seas
Everybody's looking for something

***
Черно-красное. Все черно-красное – стены, потолки, мебель, и даже тапочки у кровати. Черные сигары на прикроватном столике почти черного красного оттенка. Человек, задумчиво рассматривавший свое отражение в зеркало, казался тоже черным – надвинутый на глаза капюшон черного кожаного плаща, скрывавший лицо полностью своей тенью. Из общей черноты выделялись лишь черные пальцы, медленно и задумчиво перебирающие серебряные браслеты и кольца в небольшой и изящной – и как ни странно, ослепительно белой – шкатулке. Странные пиктограммы, изящные витые буквы, холодная серебряная гладь под стать лунному свету. На сегодня в ход шли самые тяжелые, слегка почерневшие от времени вещицы – семейные ценности должны быть показаны лицом буквально.
Семейные ценности. Человек сказал это вслух, и засмеялся резким, жутковатым в этой черно-красной тишине смехом. Что-то было не так, что-то менялось – но в мире постоянно что-то меняется, и крупная полная луна, светившая в окно, тому лучшее доказательство. Фигура прошлась к окну, подняла раму, выглянула на улицу – залитая ночными огнями, с редкими фигурами прохожих, безразличная ко всему, что не происходило в ее границах. Раздался тяжелый вздох, и вот рама опущена, а человек устремил свой шаг к двери. Щелчки пальцев включали и выключали подсветку стен, заводившую тревожный танец с тенями на полу, роскошной кровати, зеркалах. Потянул руки к дверной ручке – снова раздался хриплый смех, и очередной щелчок бесшумно отворил все три двери – черно-красная, тонкая блестящая – серебряная, огромная сейфовая – лучшая броня кажется, какую можно достать. Бесшумное движение – и чернота лестницы поглотила любое движение…

***
Вольдемар бродил по зале, нервно сжимая и разжимая пальцы. Ничто не пугает бессмертного больше смерти. Смертные верят в рай. Ждущее их вечное будущее. Бессмертных не ждет ничто. Просто пустота, ощущение холода и ничто. Воплощенный в вечности атеизм – тот, который никогда не постичь этим существам, из которых многие из его родни вышли.
Семья. Это слово имело привкус крови и горечи, крови и жизни, крови и сладости – но крови более всего. И если наступало время для борьбы – хотелось встретить его, как положено. С широко раскрытыми глазами, крепкой рукой, верными людьми вокруг. Но все это вмиг оказалось пустым звуком – по всему замку в кокаиново-мескалиновом трипе извивались сотни парочек, сотни людей, готовых пойти за предводителем, но совершенно не имеющих разума. Бессмертье, сила, власть – все, что имело для них значение. И он сам – сам Отец – боялся. Боялся смерти, словно какой-то ничтожный червяк, кем он мог бы быть, если бы дед вовремя не уничтожил того человечка, пленившего сердце его матери когда-то очень давно. А Вольдемар-старший не покорил сердце черной богини едва ли не в ту же ночь. О, это бешеное обаяние Арсенов – всегда под стать своему имени, воплощение мужества и силы, покорявшее женщин.
Мысли забрели куда-то вдаль, вглубь веков. Это было смешно – с момента, когда он вдохнул свежий воздух мира, и отец перегрыз его пуповину, вознеся над Великой залой и провозгласив наследником, прошли века. И вот теперь – теперь он испугался смерти. Пустоты, в блаженство которой его предки уходили самостоятельно, и которая грозила ему раньше времени. Инстинкт? За эти годы он не оставил никого от своей крови, кто мог бы возглавить клан – особенно в эти смутные времена. Трое обращенных, – всего лишь трое за годы, вопреки уставу, запрещавшему делать это Отцам, – и вот двое из них где-то в бесконечных анфиладах замка, пирую с прочими, и смерть должна была придти сегодня к ним. Элизабет, несравненная сестра – она хорошо знала правила. Никто не должен будет выжить сегодня ночью, чтоб не оспорить завтра права наследника.
Его права. Сына по крови, по сердцу. Мальчик, еще юный, не разменявший и полувека – застывший навечно в своих прекрасных двадцати восьми. Что-то в сердце Вольдемара подсказывало, что его имя значит новое будущее для семьи. Те пару с лишним десятков лет, что этот человек жил в замке, Отец настойчиво отгонял прочь наветы завистников – бесконечный шепот о его излишней утонченности, задумчивости, мягкости всего лишь раздражал. Мальчик напоминал его самого когда-то – романтичный бессмертный. Безжалостный, когда это было нужно. И несравненно одинокий.
Мэттью. Вольдемар ждал его, меряя шагами огромный семейный девиз и щит, изображенные на полу Великой залы – места, где веками Отцы передавали детям знания веков, знания мира. И вот сегодня это произойдет – но вокруг не будет толпы восторженных бессмертных, засыпающих розами пол – только они двое. И тайны. Великие тайны великого народа.

***
Не так. Определенно – это было в воздухе. Или то был запах крови? Волна поднималась из желудка к горлу, и сдерживать ее становилось все сложнее. Красный ферарри представлял собой груду искореженного металлолома, и Мэттью сомневался, что что-либо могло спасти людей внутри. Но проверить стоило. Человеческий инстинкт – древний как мир. Жаль, что большего, чем вызвать врачей, он сделать для них не может – ему было запрещено обращать людей еще в ту пору, когда его шеи коснулись клыки его собственного обратителя, и мир открылся с новой грани ощущений.
Два тела внутри определялись безошибочно. Чертова задержка – Вольдемар не любит ждать. Но что-то было не так – и нужно было понять, что именно.
Он не ошибся. Женщина и мужчина. Сначала справа – легкое движение руки откинуло железные щепки. Но девушке в ярко-голубом платье помочь был бессилен уже любой – кожа была бледнее бумаги, покинутая кровью. Снова свело горло. Мэттью судорожно сглотнул, и сжал руки на остатках двери, безжалостно кроша их в мелкие железные щепки. Заставил успокоиться бунтующее тело. И пошел дальше – левая дверь ждала своего часа.
Выдернутая легким движением петля отпустила лист искореженной стали – и буквально на руки бессмертному выпал мужчина. Его ровесник. Страшный ночной кошмар его совести и мыслей – кошмар, потому что никто и никогда не говорил ему, глядя в хрустальные шары или карты, открывавшие вампирам все будущее, что этот человек перейдет его дорогу снова. Или то переселение душ?
Бледный человек застонал в его руках, прервав поток бессвязной паники и мыслей. Он не был ранен – по крайней мере, внешне казалось так. Несколько царапин, ушибленная голова. Словом, повезло куда больше соседки. Но сознание не торопилось возвращаться. И тогда Мэтт отчаянно дернул головой и решился – не веря сам себе.

***
Спустя час на пустой автотрассе догорал остов красного Ferarri, в отсутствующих глазницах-стеклах которого четко выделялись два трупа. Полиция приехала еще через час, когда было уже поздно спасать что-либо. В протоколе занесли сухие и короткие данные об обнаруженной машине с двумя обгоревшими скелетами, предположительно мужчины и женщины. Владелец машины – Доминик Ховард, идентифицирован по ДНК из крови – положительно. Причина аварии – превышение скорости вкупе с погодными условиями. Дело возбуждено не было.

Глава 2.Глава 2.
Say it's over
Yes it's over
But I need you anyway
Say I love you
But it's not enough

Час. Еще один час ночь уступила дню, а этого парня все еще нет. Вольдемар сел на возвышение в северном углу комнаты, прозрачные льдистые глаза настороженно смотрели в темноту. Что, что его могло задержать? Амелия? Вряд ли. Ульсены были слишком заняты последнее время. Что, что что же…
Дверь распахнулась неожиданно, принеся порыв ветра. В дверь вошел мужчина среднего роста, в развевающемся черном плаще, на ходу откинул капюшон, обнажив голову с взхломаченными черными волосами, затем снял плащ вообще – под ним обнаружился худощавый молодой человек, затянутый в кожу буквально с ног до головы. Резкий запах ворвался следом – дорога, дождь, кровь, дым. Чужая кровь. Бледное лицо было бесстрастно - разве что синие глаза расширены больше обычного.
- Ты опоздал.
- Определенно. Были дела, требующие решения.
- Кровь?
- Это никого не потревожит.
- Элизабет сделала свое дело. Ничто не должно помешать нам этой ночью. Ты молод, но справишься. А я выстрою знания в нужную цепь.
- Ты думаешь, стоит делать это? Ты все еще мог бы воспользоваться помощью людей, и родить себе сына.
- Ты не чувствуешь? Луна стала другой… Мир меняется, и у моих детей не будет времени стать взрослыми. Ты – все, что у меня есть. И ты знаешь, что делать. Твои нервы обучены владеть душами с рождения. Я просто дал тебе силу, но наибольшую – ты имел всегда.
- Я буду скучать.
- Ты слишком человек. А я слишком стар. У нас мало времени, торопись. Сестра даст его столько, сколько в ее силах – но пощади ее, ей предстоит много сделать для тебя еще.
Купол залы разошелся, впуская свет полной луны, упавший на сплетения кинжалов, пиктограмм и крыльев в центре комнаты. На блестящих серебром линиях стояли двое. В полной тишине младший склонился над рукой старшего – легкий стон отметил погружение клыков в плоть. Пара минут – все было кончено. Пыль уносило сквозняков прочь – в лунном свете, закрыв глаза, сжав с немыслимой силой руки в кулаки, стоял молодой бессмертный. Губы были искривлены, словно от боли, но спустя некоторое время он широко раскрыл режущие льдом синие глаза – и рассмеялся жутким смехом, отраженным сотни тысяч раз стенами мгновенно. Бесшумные бледнолицые черные тени наполнили Великую залу, и под сводами раздался женский голос, древней формулой нарекавший нового вождя.
Льдинки на лице отражали непокорную волю и властность, семья склонилась в поклоне перед ним, клянясь в верности, а в глубине черных, как все тайны мира, зрачков плескалось дикое отчаяние…

***
Чернота. Боже, что это – эзотерическая лавка или комната ужаса, такие популярные в современной мире? Белокурый мужчина приподнялся на кровати и в недоумении огляделся вокруг. Последнее, что он помнил – как машина набирала скорость на дороге, стекло заливал дождь, глупо шутила спутница, а в голове царил полный бардак и туман от утренних забав-возлияний.
Нет, похоже на дом. От простыней и одеял пахло мужским одеколоном – бодряще-возбуждающее сочетание с табачными нотками; на столе лежала стопка книг и рядом же – Playboy, точно такой же, как на его столике в его доме; на кресле валялись брюки и несколько носок – глаз невольно отметил, что все были разные. Мужчина поднялся на ноги – голова чертовски болела, комната немного плыла перед глазами, но в общем, жить было можно. Выпивки, как ни странно, поблизости не нашлось – а дверь из комнаты оказалась закрыта. Судя по виду за окном, он находился где-то на второй линии, но где точно, сказать было невозможно.
Впрочем, большим адом, чем последние месяцы, это точно не будет. Как и вся прочая жизнь. Бессмысленный круговорот событий – мальчик-паинька, наследник богатого состояния, похожий на какую-то отгнившую звезду старого поколения, рисующий картины под настроение иногда, но чаще всего – бестолково прожигающий жизнь по всяким злачным и не совсем местам. Ни образования, ни семьи, ни даже родни – все погибли когда-то давно в авиакатастрофе. Словом, сплошная зеленая тоска. Двадцать девять лет веселой и бессмысленной жизни, от которой хотелось бухать еще больше – и даже ноль друзей. Почти без воспоминаний. Память услужливо подносила только отдельные куски – видимо, услужливо решив, что нет смысла хранить одинаковые и бесполезные вещицы. А переехав в Австралию год назад, он вообще оставил позади море всего.
Иногда тянуло на что-то серьезное. Заняться рисованием. Или играть на басу. Но было некогда – жизнь бежит, все течет и меняется, и кому есть дело до работы над собой? Сегодняшняя ночь, пожалуй, самое интересное событие за последние месяцы. Жаль только, что нечего выпить или прикурить – словно в доме живет какой-то святоша.

***
Ночь отступала перед днем, окрашивая краешек горизонта в едва заметные серый. Пора было домой. Еще неделя ночевок – или дневаний? – дома, прежде чем соберутся все главы дружественных кланов и торжественно одобрят выбор Вольдемара. И тогда стены замка поглотят все – коллекцию картин, огромный рояль черного цвета, книги и рукописи, кровать цвета крови и любимые мелочи. Остальное поглотит огонь – никаких следов.
Главное было другое. Что делать с человеком, которого он запер в своей спальне? И более важное – как? Как это все могло произойти?
Когда-то давно…

***
На изломе века в мире родилось много великих групп. Перемены всегда рождают гениев. Первые переломы сознания породили рок и его первых героев. Переломы времени – родили им смену. Среди самых ярких восшедших на небосклон звезд была британская группа из небольшого приморского городка в райской части Альбиона – Девоне. Создавшие целый мир протеста закостенелому в своем обычном безумии – без ума и разума – миру, они стали одним из наиболее ярких явлений мировой рок-сцены. Миллионы фанатов, огромные стадионы от края до края земли, и прочие атрибуты богов. И исчезновение – такое же божественное. Просто пропавший в один день самолет с двумя основными и самыми скандально-загадочными членами группы – фронтменом и драммером. Безутешный басист, ушедший на покой воспитывать детей. Миллионы фанатов, бережно хранящих билеты на концерты и воспоминания о былом. Армия, не менее сплоченная памятью, чем поклонники Кобейна – и даже более. Их объединяло бессмертие духа – чего было не отнять даже в самых ранних альбомах их кумиров.
Двадцать пять лет. Четверть века. Мир стал другим – совершенно другим. Свидетелей тайны прикосновения черной призрачной фигуры к полумертвой жертве авиакатастрофы, подарившего ему второй шанс, знали едва ли несколько сотен человек на планете. Еще меньшее – задумывалось о связи судьбы бога и бессмертного. И только один – все эти годы думал о белокуром демоне и ангеле своей жизни, который остался за гранью того рокового полета…


Глава 3.Глава 3.
Je vais et je viens
Entre tes reins
Je vais et je viens
Entre tes reins
Et je me retiens

Доминик вылезал из-под кровати, сердито отряхиваясь от пыли. Боже, неужели хозяин не убирал тут вечность? Какие-то старые шлепанцы, коробки, грязные вещи, и пыль, пыль, пыль – мотками, клубками, огромными нитями бесконечной длины она оплетала даже дно кровати. И вообще – создавалось ощущение, что владелец дома лишь изредка ночует в этом месте. О, а это что за пятно…
Мужчина пошвырялся в кармане джинс, извлек телефон, провел по экрану пальцами, навел луч света на пятно – и в ужасе отшатнулся. Кровь. Небольшие брызги и потеки по краю кровати, тумбочки, на стене, на полу. Словно кто-то, играя, брызгал кровью из игрушечного распылителя. Он вскочил, схватившись руками за голову и в полном шоке неосознанно расшвыривая светлые лохмы пальцами, превращая и без того не слишком аккуратную прическу в сплошной ад.
- Не стоит тратить себя на столько эмоций. Минус энергия, иногда это может стоить жизни.
Блондин резко развернулся, в движении опуская руки в карманы и принимая агрессивную стойку – выработанная за годы практики по веселым заведениям всего мира привычка. Вошедший скрывался в тени по-прежнему, и все, что было – голос. С ленивой грацией тигра, с мелодичными переливами, словно его владелец прекрасно был знаком с вокальной техникой. Доминик оценил противника – примерно такого же роста. Или не противника? Что вообще происходит?
- Где я?
- Интригующе, не так ли? Это мой дом. Прошу чувствовать себя полноценным жителем.
- Мне нужно домой.
- Не уверен. Возьми, прочти на досуге.
На кровать упал глянцевый журнал, послышался странный звук, словно незнакомец щелкал пальцами – комната озарилась жутковатым призрачным свечением, словно стены внезапно стали флуоресцировать. Легкое движение – и неслышно исчез.
Ховард ошарашено огляделся вокруг, протянул руку, взял журнал, взглянул на обложку – и опустился на кровать, внезапно обессилев…

***
Пальцы становятся жесткими мгновенно. Мэттью вырвал подоконник в подъезде одним легким движением. Выругался – снова предстоит просить Анатоля заниматься его хозяйственными проблемами. И вообще, давно бы пора попросить его заняться уборкой в квартире – скопившаяся пыль должна действовать на нервы этому тощему засранцу, оккупировавшему его спальню. Мэтт усмехнулся – ну вот, сначала он уничтожил всю его жизнь, подложив чужой труп в автомобиль, теперь заботится о его комфорте. Что дальше?
Нужно было скорее понять загадку этого парня, и потом разобраться с возникшей проблемой. Теперь, когда больше было не на кого положиться, приходилось быть осторожным. Клан чересчур погряз в удовольствиях – деньги лились рекой, и не меньшей рекой лились наркотики и прочая дрянь. Ему это не доставляло удовольствия – прежнее отвращение, нажитое еще в молодые годы, все еще жило в крови. А вот родне пришлось по вкусу – по большей части перешагнувшие порог смерти в очередной подворотне под очередным кайфом, они и жили так же. Это расшатывало клан, и если сам Вольдемар имел мало доверенных людей, у него их и вовсе нет. Есть доверяющие ему. Верящие в него. Такие, как Элизабет, сестра его отца по крови, моложе Мэттью всего на сотню лет, но считающаяся самой мудрой в их семье. Или как Анатоль, заведующий всем, что требует хозяйского глаза. Или Эмили, старая, коварная бессмертная, во власти которой находились все призванные к войне, «вестники смерти», как их называли – любившая его за необыкновенный голос, лишь усилившийся, как и прочее, с обращением. Но все они так и не стали своими за прошедшие годы. Слишком долго он оплакивал свое прошлое. Друзей, родных, лучшего друга. А после уже было поздно менять одно другим. Одиночка – так его воспринимал клан. Да и он сам. И вот вчера все изменилось. Луна говорила правду…
Внутри жило странное нечто – проснувшееся или родившееся снова? Оно не требовало крови милого блондина, запертого в его спальне, как это бывало обычно, вовсе нет – оно требовало чего-то большего, о чем всегда много говорили вокруг, над чем шутили в бытность человеком – но чего никогда не было прежде. Другая жизнь – там были девочки, женщины, романы, и прочая ересь. Женщины состарились, потеряли прежний шарм и превратились в сморщенных старух, девочки стали женщинами с кучей детей, мужьями, разводами и пособиями на детей. А он застыл в своих двадцати восьми – и не знал, хорошо это, или плохо. В день своего рождения, каждый год, Мэтт приходил в гости к Крису – конечно же, тот не знал этого. Смотрел, как растут его дети. Как стареет он сам. Потом приходил к своему брату – глядел на его старость, на взрослых племянников, на их детей. Бывал и у родителей в гостях – дома, после на кладбище, где они нашли свой покой. Это был чужой мир, он был там чужой – и это не пугало, нет, давно уже не пугало. Пару лет он вглядывался обезумевшим взглядом в знакомые окна – и даже нечаянно как-то расцарапал Крису окно пальцами, вызвав массу предположений: что же это было? Но время затягивало раны, и вот уже ежегодные визиты стали совершаться с привычным юмором, и даже обсуждаться после с Вольдемаром.
Но во всем этом не хватало последнего звена головоломки – того самого друга, с которым они летели с чертовых островов, где занимались дайвингом и писали новые песни. Он никогда не спрашивал Вольдемара, что сталось с Ховардом – хватило фразы «Я спас тебя. Единственного». Это тревожило, пробуждало по ночам, когда тот снился, словно вживую заходя в его дом с бутылкой неизменной текилы или виски, и заводил разговор о житье-бытье. Иногда он появлялся в его постели, с улыбкой шлюхи, знающей, чего она хочет, и соблазнял – несмотря на крутящееся в сознании осознание асбурдности происходящего, и что Мэтт ложился спать вовсе не для того, чтоб сон превратился в поток секса, которого никогда не было, и тем более не будет. Сны не несли отдыха – он не был нужен. Но в них были ответы на многие вопросы, и вампиры практиковали сновидения не менее часто, чем гадания или мескалиновые провидения.
Черт, его же надо кормить. Да и самому не мешало подкрепиться. И Мэттью пошел обратно в квартиру, на ходу снимая верхнюю одежду.

***
- Уходи. Закрой снова дверь в спальню, и уходи к чертям собачьим. Иначе я убью тебя, слышишь, убью чем попадется под руки, кретин, убью, закопаю, размозжу твою набитую дерьмом голову о твою чертову кровать и спляшу на всем этом. Убирайся.
- Хмм, забавно. Кажется, я тебя вытащил из этой передряги. Соглашусь, пришлось подтереть кое-какие следы, вроде твоей прежней жизни. Но ты жив. Радуйся тому, что имеешь.
- Радуйся? Радуйся, говоришь? Да ты совсем охренел, скотина!, - буквально завизжал Доминик, и вскочив с кровати, обрушился кулаком на челюсть своего собеседника, и отшатнулся, сам удивившись своей ярости.
- Забавно, - произнес черноволосый незнакомец, стирая краем ладони кровь с разбитой губы. – Я давно не ощущал такого слабого удара. И тем не менее, ты поранил мне губы, грязный неблагодарный осел!
Удар с другой стороны вызвал у него шипение – происходящее начинало действовать на нервы. Пара движений – и вот его противник уже лежит на кровати, а он сидит на его ногах, придавив ладонью скрещенные и загнутые за спину руки блондина. Снова странный вкус во рту – не жажды, нет, пару минут назад он неплохо подкрепился синтезированной кровью. Волосы у человека под Мэттом растрепались и обнажили шею – до кромки достаточно поношенной и растянутой черной футболки. Внезапно для самого себя он провел пальцем вниз, по коже, потом еще раз, потом поднес их к носу – неуловимый для обычного обоняния запах человека надежно остался в сознании. Приятный запах – чем-то морским, свежим, видимо, гелем для душа, смешанным с запахом пота и теплом движения. И другое желание – провести языком, кончиком зубов по оголившейся коже, слегка надавливая, до мелких капелек крови, выступающих на гладкой светлой поверхности шеи… Он потянулся было вниз, но возня Дома привела Мэттью в чувство, и резко подняв голову, он вдохнул полной грудью и соскочил на пол, открывая поверженному противнику полную свободу действий…
- Ты совсем сошел с ума? Кто ты вообще такой? Черт, ты сломал мне ребра!
- Я был аккуратен, не бойся. Все твои кости еще с тобой – а больше ничего и нет. Я – вестник ночи, если тебе так угодно.
- Кто? Боже, за что? Я не думал, что городские сумасшедшие еще встречаются.
- Думай, что хочешь, у меня нет времени. Я имел глупость притащить тебя сюда, и доставил кучу проблем на свою голову. И неделю на их решение – я не могу ни оставить тебя здесь, ни отпустить, ни забрать с собой таким, какой ты есть.
- Отвяжись, кретин! Не знаю, как тебе удалось убедить мир в том, что я мертв, но я все еще жив и могу доказать обратное.
- Кто станет слушать тебя? Я легко сделаю твою жизнь частью психушки на ближайшие десятилетия твоей жизни.
- Ублюдок! Что ты получил – мои деньги? Или тебе по душе просто заниматься садизмом и смотреть, как люди мучаются?
- Ты прав. Иногда это бывает занятно. А что я получил… Проблемы. Вы одна большая проблема на мою и без того находящуюся на угольях задницу, мистер Доминик Ховард. Что ты будешь есть? Твой любимый салат с омарами и кальцоне?
- Эээ…. Откуда ты это знаешь?
- Так. Пришло в голову. Ужин будет через час. На будущее – меня зовут Мэттью Беллами, и я твой новый и единственный друг, защитник и человек, с кем ты можешь разговаривать без опасности лишиться жизни в ближайшие тридцать секунд после любого ответа.
И произнеся сию странную речь, он развернулся и покинул комнату. Дверь осталась открытой, но ошеломленный Доминик не решился выйти из комнаты, и по-прежнему лежа на кровати, обдумывал свое новое приключение в виде готической квартиры с не менее странным обитателем в кожаной одежде, с крашеными в смоляной черный волосами и странными глазами льдистого синего оттенка. Что-то в нем было знакомое, странно-знакомое… Но слишком неуловимо. Возможно, когда-то они пересекались на очередной пьянке… А может, и нет… Пугало и другое – новый знакомый привлекал внимание своей четко очерченной одеждой фигурой, и странное волнение от этого тоже казалось знакомым, а пронзительный взгляд то ли пытался прочесть все мысли разом, то ли раздевал донага, и это казалось весьма интересной идеей…